Лицо порока (СИ)

За площадкой взору открывается гражданская часть города. Неширокие каменные улицы, площади с лавочками и причудливыми скульптурами животных и людей, ровные ряды домов. Все они, эти дома, разные. Есть небольшие, одноэтажные; есть двухэтажные, с пристройками; есть высокие, с острыми, почти вертикальными крышами; и приземистые, длинные, похожие на бараки. Вдалеке, может, за километр-полтора от казарм легионеров на небольшой возвышенности стоит роскошный белокаменный замок, напоминающий китайскую пагоду. На верху замка — золотые купола с острыми, как пики, шпилями. Сколько этажей имеет это строение, сосчитать невозможно, потому что нижняя его часть скрыта крышами домов и зеленью хвойных деревьев, окружающих белые стены плотным кольцом. Замок огромен и ослепительно красив.

— Кто там живет? — спрашиваю у Иллариона, указывая рукой в сторону величественного здания.

— Это одна из резиденций царя! — торжественно и подобострастно произносит он. — Прибывая на смотр полков и легионов, он на короткое время часто останавливается здесь.

— Царь?

— Царь! — кивает подполковник. И с благоговением уточняет: — Царь Сатана!

В военном городке раздается резкое блеяние горна.

— Однако же, нам пора! — Илларион быстрым шагом направляется туда, откуда мы недавно пришли.

У здания, где проходили упражнения в метании ножей в живую мишень, обстановка уже другая. На плацу у входа выстроились в шеренгу гвардейцы в безукоризненно отутюженной коричневой форме с горнами в руках. Среди них есть и те, которых я уже видел. Гвардейцев немного, я сосчитал: двадцать шесть. Это, видимо, все, кто не занят сегодня работой. Впереди шеренги прохаживается, заложив руки за спину, подтянутый высокий мужчина. На его груди горит восьмиконечная звезда, на эполетах с малиновой окантовкой — по красной капельке.

Подходим ближе и останавливаемся в нескольких шагах от шеренги.

Увидев нас, бравый гвардеец вытягивается по струнке.

Илларион делает знак рукой, и горнисты подносят к губам мундштуки своих блестящих инструментов. Их нестройное, противное блеяние будоражит слух и бьет по нервам.

Бравый гвардеец продолжает стоять по стойке смирно. Подполковник громко отдает приказ:

— Сотник Ефраил, начинайте!

Опять зудят горны. Из казармы тяжелой поступью выходят четверо гвардейцев. В их крепких руках — концы туго натянутых толстых цепей. Они дрожат, позвякивают. Кто-то, привязанный к другим концам этих кандалов, которого пока еще не видно, упирается, не хочет выходить за порог казармы, под холодные лучи хмурого солнца Тартара. Но вот гвардейцы останавливаются, с усилием тянут цепи, и на каменном крыльце появляется двухметровое чудовище, покрытое черно-серой с подпалинами шерстью. Его голова, как голова дикого вепря, с крупным горбатым рылом, «украшенная» двумя парами желтых, торчащих вперед, мощных клыков, из его полураскрытой пасти с клокотанием вырывается зеленоватая пенистая жидкость и скапывает на широкую, выдающуюся вперед грудь. Вместо ног у чудовища стоптанные серые копыта, будто у старой, заезженной клячи, руки — длинные и толстые — заканчиваются почти черными ладонями с растопыренными четырьмя пальцами.

Гвардейцы снова рвут на себя цени, и чудовище, издав истошный, жуткий рык, тяжело ступая, делает несколько шагов. Теперь оно все на виду. На его плешивой голове возвышаются коричнево-ржавые, большие, словно у матерого оленя-самца, рога. У ног, нервно подергиваясь, лежит толстый мохнатый хвост со светлой, размером с голову младенца кисточкой. Его длина не меньше двух с половиной метров. Глаза чудовища, черные, как ночь, горят безумной яростью, свирепый оскал заставляет мою кровь леденеть.

— Илларион, Илларион! — шепчу я одеревенелыми губами, наклоняясь к нему. — Я вот-вот потеряю сознание.

— Сейчас! — изрекает он тихо и делает непонятный знак рукой сотнику.

Тот забегает за шеренгу и через секунду появляется с черной кожаной сумкой. Приблизившись к Иллариону, почтительно подает ее ему. Подполковник, порывшись, извлекает оттуда бутылку и протягивает мне.

— На, подкрепись! Это водка.

Мельком взглянув на высокую бутыль, краем глаза замечаю этикетку, на которой по-русски написано «Старка». Я уже ничему не удивляюсь.

— Пей, не бойся! — шепотом велит Илларион. — Это ваша. После казни каждому гвардейцу, присутствующему здесь, выдадут по бутылке. Такой порядок.

Отвинтив крышечку, припадаю губами к горлышку. Отпиваю за раз больше половины. И, опустив голову, ожидаю, когда алкоголь начнет действовать. Наверное, от нервного перенапряжения мой организм быстро реагирует на принятую дозу. Ужас, сковывающий мою душу, начинает медленно таять. Я поднимаю голову.