Лицо порока

— Рана уже зажила, — она пропустила мимо ушей мое замечание и перевела разговор на ту тему, которая, видимо, волновала ее более всего. — И Игорь Алексеевич говорит, что с ней все в порядке. Но почему-то назначает все новые анализы, присылает все новых врачей: то гастроэнтеролога, то эндокринолога. А сегодня утром был какой-то в очках. Вот таких! — Маша приставила к глазам пальцы, скрученные колечками, и засмеялась. — На пол-лица. Он осмотрел меня и сказал, что у меня, возможно, язва желудка. Честно говоря, я это и сама подозревала. У меня давно побаливает в животе и частенько подташнивает. Но все проходит, когда принимаю соду или но-шпу.

— Если у тебя язва, то ее нужно лечить, — я все поглаживал Машу по исхудавшей щеке и по волосам, которые потускнели и, кажется, стали гораздо жестче.

— Да она и сама пройдет! — убежденно заявила Маша. — У моего отца тоже когда-то была, ну, и где она теперь? Нету! Выйду из больницы, сяду на диету, начну нить облепиховое масло и через пару недель позабуду об этой болячке. Я с ней сама разберусь, без докторов!

— Завтра я поговорю с Игорем Алексеевичем и все выясню, — пообещал я. — Он будет работать?

— Да, с девяти утра.

Посидев немного в палате, мы вышли на лестничную клетку. Мне очень хотелось покурить.

— Если меня не будут отпускать, пообещай, что на Новый год обязательно украдешь меня отсюда! — серьезно попросила Маша, прильнув к моей груди… А ты придешь ко мне первого января?

— Нет, первого не смогу, — сообщил я с сожалением. — Меня не будет в городе. Нужно съездить в Бердянск.

— К родственникам?

— К родственникам. Но обещаю: я буду с тобой тридцать первого декабря. Приеду, как только освобожусь в редакции. И уйду от тебя не раньше половины одиннадцатого вечера… Прости, но встречать Новый год мне придется дома, иначе дети не поймут и обидятся.

— Ну конечно, любимый, нельзя обижать детей! — Маша стояла, крепко прижавшись ко мне, и я чувствовал, как она переминается с ноги на ногу. Ей трудно было стоять, не хватало сил. Я старался поддерживать ее, обхватив обеими руками за талию.

— Посидим с тобой, выпьем шампанского, потанцуем! — в моем голосе прозвучали нотки мечтательности, и это впечатлило Машу — она счастливо улыбнулась.

— Я так довольна, что ты пробудешь у меня тридцать первого столько времени! — проворковала она, целуя меня в скулу.

— Я долго пробуду у тебя и второго января! — прибавил я, давая Маше еще один повод порадоваться. Мне очень хотелось, чтобы она чувствовала себя нужной, желанной, любимой.

— Поцелуй меня, Ванечка! — попросила она и подставила для поцелуя свои посиневшие губы. Я накрыл их своими. Уста Маши были сухими и солоноватыми.

— А теперь иди, отдыхай, милая! — потребовал я ласково, но настойчиво. — Тебе нужно полежать, ведь ты еще не окрепла. Только прошу тебя, поужинай! Съешь хоть что-нибудь!

— Хорошо, Ванечка!

— Обещаешь?

— Обещаю!

Я поцеловал ее еще раз, и она устало пошлепала в отделение. Я с горечью смотрел ей вслед: Маша двигалась медленно, ноги плохо ее слушались, подгибались. Она действительно была очень слаба. Господи, неужели предстоит операция?

Приехать в больницу с утра я не смог. Задержали редакционные дела — ох уж эта предновогодняя горячка! Пришлось перешерстить весь запас материалов и по быстрому скроить две страницы — «Домашняя энциклопедия» и «Любовь».

В отделении я появился ближе к одиннадцати и сразу разыскал Игоря Алексеевича.

— Что-нибудь прояснилось? — спросил я, пожимая его потную руку.

— Да, — вздохнул он. — Похоже, у Сташиной, помимо язвы желудка, серьезные проблемы с печенью… Сегодня я выпишу ее домой. Менять повязки можно и в поликлинике или самостоятельно, но после Нового года Сташину просто необходимо госпитализировать в онкологию на обследование.

Я слушал его с чувством нарастающей тревоги.

— Но почему в онкологию? Не хотите ли вы сказать, что…

Игорь Алексеевич коснулся моей руки, потер указательным пальцем свои припухшие веки и, глядя мне в глаза, грустно произнес:

— Сомнений почти никаких нет — Сташина онкологически больная. Это подтверждают результаты анализов и осмотров врачей. В общем, бить в набат, наверное, не стоит, но ложится в больницу необходимо. И безо всяких промедлений! Вы меня понимаете?

Я согласно кивнул.

— Сейчас я подготовлю все необходимые документы, — прибавил доктор и снова потер свои красноватые веки. — И вы заберете Сташину домой… Или пусть лучше родители заберут?

— Я сам заберу ее, — губы слушались меня плохо, ныло в груди от нехороших предчувствий. — Можно я воспользуюсь вашим телефоном? Позвоню на работу, чтобы прислали машину.

— Конечно, конечно! — разрешил Игорь Алексеевич. И, усевшись за стол, открыл историю болезни Маши. Ему необходимо было подготовить выписки.

Ослабевшую, исхудалую, но веселую Машу, мы с Сергеем отвезли к ней домой. Мне пришлось возвращаться в редакцию — ждали дела, но я пообещал, что через пару часов приеду опять.

Выло около семнадцати, когда я, груженный сумками, вошел в Машину квартиру. Она занималась стиркой.