Лицо света, лицо тьмы (СИ)

Но самое интересное в том, что сделать это мог далеко не каждый. Мила — первый кандидат. У нее было достаточно времени после ее выступления. В тот момент, когда я завтракала внизу, теоретически тоже могли все, кроме Иры и Тони. Хотя и Тони мог бы — если прямо-таки бегом, потому что после его ухода мы не так уж долго сидели с Иркой до прихода Петровича за нами. Когда мы зашли в библиотеку, все остальные были на месте. Вряд ли Макаров отправился нас искать, если бы еще кто-то отсутствовал в тот момент. Тем более он так и сказал «только вас нет». Есть еще бабушка. Да, у нее комната на первом этаже, но что ей мешает подняться? Старушка-то бойкая, не хромает, не кряхтит. Только вот мотивов у нее не предвидится. Мы все здесь с ее согласия. Меня (то есть Эллу) могли просто не приглашать на этот раз, и все. Это же относится к Макарову. В теории он мог прошманать мою комнату, зная, что я завтракаю, а потом явиться на кухню в притворном возмущении, но зачем присылать приглашение от имени Фонда? Нет, если кто-то не хочет видеть меня здесь, то это один из ребят. Леонеллы, кстати, сегодня на репетиции не было вообще. И про ее отсутствие Макаров ничего не сказал, а ведь она ночевала здесь, я же слышала вчера, как ей выделили комнату на первом этаже. Появилась вся такая таинственная прямо перед «Ночью страшилок». Кто она? Что она? Хоть я и не склонна к предрассудкам, но рэп обычно любят подростки и молодежь.

Короче, решено. Сперва разбираемся с Милой, затем спускаемся на первый этаж к Леонелле.

Выйдя из комнаты, я стала яростно барабанить во все двери подряд — кроме Сашиной, санузла и Ириной, разумеется. Одна из них отворилась.

— Че надо? — строго спросила Мила.

Я уверенно протаранила себе путь внутрь ее спальни.

— Куда?.. — только и сумела она вымолвить.

— Что ты искала в моей комнате?

— Что? В смысле?

— В том смысле, что ты перевернула все вверх дном! И это именно ты, так как остальные все еще на репетиции! — тут я лукавила, ведь я уже установила, что это могли сделать другие люди. Но мне казалось, что именно таким путем — агрессивным — я быстрее добьюсь от нее правды.

— Полоумная! Сама насвинячила, а я виновата!

— Что? Насвинячила? — Я даже рот открыла от этакой белиберды. — А ну идем!

Не ожидая, впрочем, что она пойдет следом за мной, я схватила ее за руку и повела к себе. Мила сперва сопротивлялась, но, видимо, любопытство взяло вверх, и вторую половину пути до моей двери она проделала вполне бодро, едва меня не обогнав.

— Ого! — Милка присвистнула даже. — Это кто? Ты что, лунатик?

— Это не я, очнись! Когда я уходила на завтрак, этого не было! Кто-то что-то искал, сечешь?

— А с чего ты взяла, что это я?

— Господи, я же говорю: ты первая ушла с репетиции!

Милка хмыкнула и скрестила руки на груди с выражением интеллектуального превосходства на лице.

— Вот ты, Элка, как была тупая, так и осталась. Сама же сказала, что ушла на завтрак, а оттуда сразу в библиотеку.

— Да, но все сидели уже на месте!

— А вот и нет! Тимур выбегал из библиотеки где-то минут за десять-пятнадцать до начала. Уж не знаю, завтракала ли ты уже в это время. А вот Тоша наш вообще за секунду до вас с Петровичем забежал.

— Он ушел с завтрака гораздо раньше, — вспомнив, поделилась я.

— Вот-вот, так что не надо тут! Чуть что, сразу Мила! Я что вам, козел отпущения? Мало мне предков… — пока на меня выливался ушат экзистенциального подросткового бреда в стиле «меня никто не любит, пойду утоплюсь в пруду», я усиленно размышляла, особо ее не слушая, затем перебила.

— Мила, но ведь главное в таких делах — мотив. И он есть только у тебя.

— Что? Какой же это? — В глазах плескалось искреннее недопонимание.

— Ну как же, ты ведь еще дуешься на меня за… ну… это… — Я внимательно смотрела на нее, надеясь, что хоть она прояснит ситуацию. Что это за розыгрыши? Что Элла делала с этими людьми? — Ну ты знаешь! — взмолилась я, подняв лицо к потолку.

— Знаю, — хмыкнула она одним уголком губ. — Просто пытаюсь понять: неужели ты решила извиниться? Это что, конец света?

— Да, Мила! Мне очень-очень жаль! — А еще мне очень жаль, что я не имею ни малейшего представления о том, за что извиняюсь. — Поверь мне.

— Элка, ты ли это? — нахмурилась девушка.

— Да я, я… Просто… кое-что случилось дома, и я немного изменилась. Посмотрела на себя со стороны, так сказать. — Я же должна как-то объяснить, откуда во мне такие перемены. Вот это будет официальной, так сказать, версией. На нее все и спишем.

— Родители, что ль, отодрали наконец как сидорову козу? — с надеждой спросила она.

— Да, и это тоже, — не стала я спорить. Милка заржала в экстазе. — А теперь скажи мне: ты устроила погром здесь? И записку подсунула с угрозами?

— Я же ска… чего? — Она начала отвечать еще до того, как я добралась до записки. А теперь неподдельно удивилась.