Лицо в тени

Но смех скоро оборвался. Алина потребовала отчитаться – обращалась ли сестра в больницу, в милицию? Да, в больницу она обратилась – в Москве, на другой день, когда отвозила детей к родителям. Дети, к слову, так ничего и не знают, да и мама тоже – даже черные очки ее не насторожили, день был солнечный. Марина быстро отделалась от детей, сказав, что колонка барахлит и мыться на даче теперь невозможно. Потом поехала в больницу.

– Мне доктор сказал, что есть опасность для жизни, – гордо сообщила она.

Алина хлопнула себя по колену:

– Так что ж ты, дура, тут сидишь?!

– Я не хочу в больницу, ненавижу больницы!

Это было правдой – полтора года назад сестра чуть не умерла от обыкновенного аппендицита, потому что неделю терпела боль, передвигаясь по квартире чуть не ползком, только чтобы не контактировать с людьми в белых халатах. Доктор во всяком случае осмотрел ей шею, прослушал сердце, потребовал сделать энцефалограмму, потому что подозревал, кроме всего прочего, сотрясение мозга. Плечо было вывихнуто, но его вправили и перевязали. Марина лелеяла слабую надежду, что глаза пройдут сами собой – ведь они-то совсем не болели, и видела она нормально. Но пугающий кровавый цвет белков никак не желал сходить.

– Короче, во вторник я все-таки лягу в больницу, – грустно сказала она.

– Так, а почему не в понедельник?

– В понедельник вернется Вася, тогда и лягу.

– Без Васи – никак?

– Ну ладно тебе… Я так хочу.

И это была точка. Алина слишком хорошо знала свою сестру, чтобы переубеждать ее и дальше. Марина могла быть кроткой, даже безответной. Но когда она говорила «хочу» или «не хочу» таким тоном – спорить было бесполезно. Причем обычно она упорствовала во вред себе.

– Ты мазохистка, – вынесла приговор младшая сестра. – Смерти ищешь? Ладно детей ты отсюда сплавила, но какого черта сама сидишь на этой даче? Что у вас тут – ценные картины висят? Старинная мебель стоит? Что ты стережешь? Хочешь, чтобы этот тип забрался в дом и тебя прикончил? Что там сказали в милиции? Неужели посоветовали оставаться здесь?

В милиции – уже в местном отделении, зарегистрировали нападение.

– У меня спросили – буду я возбуждать уголовное дело, кто у меня на подозрении? А у меня никого нет. Ну и все. Сказали, чтобы я искала свидетелей.

– Как это – чтобы ты сама искала? Не они?

– Да что ты, будут они искать, я ведь жива!

Алина покачала головой:

– Конечно, будет куда как здорово, если тебя все-таки прикончат! Тогда все будет в полном порядке, сразу начнут искать свидетелей! Ну а ты, конечно, никого не искала? Парень не местный, ты его раньше не видала?

Марина призналась, что зашла только в один дом – тот самый, возле которого на нее напали. Но там ничего не видели и не слышали.

– Ты же кричала!

– А они говорят, что были в другой половине дома. Хотя у них окна горели по фасаду.

– «В другой половине!» – передразнила ее сестра. – Значит, знают, с какой половины могли слышать и видеть! Жлобы они, не хотят связываться! И чего только боятся! Я сама к ним пойду!

А парень, как сообщила Марина, никаких особых примет не имел – так ей показалось. И даже если он был местный – она бы его при дневном свете не узнала. Но точно может сказать одно – близко она его не знает, иначе все-таки сумела бы узнать, даже в темноте.

– Он так-таки ничего тебе не сказал? – уточнила младшая сестра.

– Да что ты! Хоть бы ругнулся, так нет!

– А он тебя не ограбил? Сумку не вырывал? Он не пытался… Ну…

Сумку парень не трогал – когда Марина упала на землю, сумка отлетела в сторону, продукты высыпались, она собрала их уже под утро с помощью соседки. Пропала только вареная колбаса, но с другой стороны, было бы чудом, если бы она уцелела – ведь вокруг постоянно шляются собаки. А вот консервы в железных банках, кофе, чай – все уцелело. И батарейки для транзистора, и взятый из починки будильник, и косметичка с документами, и даже кошелек с небольшой суммой денег – все было собрано в целости и сохранности.

– Стало быть, он тебя не грабил?

– Да если б грабил – рванул бы сумку и удрал! Думаешь, я бы стала его догонять?

Что трусиха-сестра не стала бы преследовать грабителя на темной улице – в этом Алина была уверена. Марина добавила, что также не думает, будто парень покушался на ее честь. Во всяком случае, никаких непристойных предложений с его стороны сделано не было. Он попросту пытался ее убить – больше ничего. Если и были какие-то иные намерения, они остались неизвестными.

Сестры замолчали. Еда остыла в тарелках, пена осела в бокалах с пивом, сигареты дотлели до фильтра. Пудель приподнял голову и слабо тявкнул.

– Иди во двор, – Марина встала и выпустила его из дома. – Вот так, Алька. Жизнь прекрасна… Уже хотя бы потому, что я жива.

– Счастливый ты человек, – буркнула Алина. – Многие на твоем месте сделали бы другие выводы. А у тебя всегда все хорошо. Муж избил – значит любит. Сын нахамил – значит растет, мужает. С работы ушла – больше времени для хозяйства останется. Чуть не придушили – зато как прекрасна жизнь!

– А как нужно? – иронично поинтересовалась Марина. – Самой влезть в петлю, избавить других от хлопот?