— Да-да, я давно думаю о четвертом измерении, — Владька сдернул очки и, нервно протирая их, засмотрелся мечтательно вдаль. — Ведь если согласно формуле Лоренца добиться, чтобы вэ равнялось цэ, то тэ первое станет равным нулю, а значит, время остановится… Неужели я поступлю? Вот было бы здорово! — он счастливо хихикнул.
— Поступишь, поступишь, — уже спокойней заверил Юрий Иванович, пораженный каким-то Лоренцом, всяческими «вэ», «цэ», «тэ первое». — Верь, в этом твое будущее. Я специально приехал черт знает откуда, чтобы сказать тебе такое. — Помолчал, вздохнул тяжело. — Ты в этом пространстве-времени таких дел наворочаешь, ого-го!
Владька тихо засмеялся. Надел очки, потер ладонями колени.
— Вы разрешите, я пойду. Надо… Надо посмотреть, как наши сдают.
— Валяй, — благодушно разрешил Юрий Иванович. — Не забудь мои слова.
— Я запомню, — мальчик вскочил. От волнения и радости он совсем сгорбился, задрал левое плечо. — Спасибо! — Потискал ладони, словно разминал в них невидимую глину. — Извините, а как вас зовут?
— Мы еще увидимся. Не сейчас, так в будущем, — ушел от ответа Юрий Иванович. Посоветовал насмешливо: — Подналяжь на спорт, а то не хватит сил для научных подвигов. Займись плаванием, что ли, или гимнастикой. А то будешь таким, как я.
Владька вежливо улыбнулся шутке, но в почти влюбленных глазах его мелькнула уверенность: нет уж, дескать, таким я не буду.
— До свидания, — расправил плечи, выпрямился, оказался молодцеватым парнем, и пошел к школе.
— Бодрова ко мне пришли! — крикнул Юрий Иванович.
Он снисходительно смотрел вслед Борзенкову и вдруг остро позавидовал этому мальчишке, у которого так ясно и красиво сложится судьба, в то время как он, Юрий, а потом Юрий Иванович, будет мыкаться в жизни, пока не превратится в тучного борова, собравшегося к морю. Солнце припекало лысину, было тихо. Школьный двор прошлого уже не удивлял, казался привычным; потрясение, испытанное утром, притутупилось, и Юрий Иванович спокойно, почти равнодушно, посматривал на Саида, на стайку выпускниц, которые чинно прогуливались, сцепившись под ручки. Примчались невесть откуда пацаны, пошумели, поскандалили: «Матка-матка, чей допрос?» — и, кое-как разделившись на две команды, принялись с воплями гонять футбольный мяч.
Юра появился не скоро. Он вывернул из-за угла школы, сопровождаемый верной Лидкой. Постоял секунду-другую, раздумывая; что-то пренебрежительно приказал девушке и пошел, не торопясь, к Юрию Ивановичу. А тот, чувствуя, как снова наполняется изумлением, страхом: «Это ведь я. Я!» — угрюмо поджидал его и опять поразился, что такой, в общем-то симпатичный и, пожалуй, славный парень превратился в него, Юрия Ивановича; и опять подумал об ответственности каждого своего слова, каждого шага. Но, глядя на добра молодца Юру и представив себя, решил с самим собой не церемониться — много чести!
— Ну как, угадал я билет? — он сплюнул прилипший к губе окурок под ноги Юре.
— Угадали. Спасибо, — юноша с откровенным пренебрежением глядел на будущего себя.
— Чего кривишься, не нравлюсь? — хамовито поинтересовался Юрий Иванович. — Ничего, привыкай.
Он нарочито развязно почесал грудь, широко зевнул, обдав себя, молодого, нечистым перегарно-табачным запахом. Юру передернуло, он отступил на шаг. Спросил резко:
— Вы хотели мне что-то сказать?
— Скажу, скажу, — Юрий Иванович порылся в карманах, достал паспорт. — Сначала почитай-ка вот это. Надо познакомиться, а? — Прищурился, посоветовал с издевкой: — Ты сядь, а то шмякнешься без чувств, копчик сломаешь.
Юрка покрутил непривычный, красный, с большой фотографией документ, полистал.
— Бодров Юрий Иванович, — бегло прочитал он и споткнулся. Прочитал еще раз, про себя. Поднял обескураженное лицо. — Что это? И день, и год, и место рождения совпадают. Шкодный какой-то паспорт.
— Ничего шкодного. Ты посмотри лучше, когда он выдан, — скучным голосом посоветовал Юрий Иванович. Достал деньги, расправил. Поинтересовался: — Нам с тобой десятки на обед хватит? У меня уже в животе бурчит, — и вдруг рывком вскинул голову, приоткрыл ошалело рот, захохотал. — Батюшки! Я же остался без гроша в кармане. Придется тебе содержать меня.
А Юра в это время читал:
— Выдан шестого декабря семьдесят восьмого… Тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, — Он растерянно улыбнулся, но лицо уже бледнело, в глазах, сменяясь, уже проплыли удивление, насмешка, недоверие, и в конце концов прочно поселился страх. — Это подделка?
— Какая к шутам подделка, — обиделся Юрий Иванович. — Да ты сядь, а то действительно без сознания плюхнешься, — дернул за курточку Юру, тот послушно опустился на скамейку. — Это Тоже подделка? И это? — посмеиваясь, сунул ему деньги; достал пригоршню монет, высыпал в вялую ладонь юноши, развернув ее кверху. — Нет, дорогой мой… как к тебе обратиться, не знаю, это все настоящее. — Тяжело задышал, отдуваясь и всхрипывая. — Сейчас я тебе скажу одну нелепую, дикую новость, а ты посиди, подумай. Когда придешь в себя, поговорим спокойно. Согласен?
Юра обреченно кивнул.
Юрий Иванович поднялся, расставив широко ноги.