Лицом к лицу с расой

Чёрный никогда не будет называть меня мистер Смит; для него я всегда Майк. Для 19-летнего негра весьма естественно именовать меня просто чуваком. Чёрный может начать жалобно причитать по поводу всего, о чём я говорю, и закатывают глаза, когда я вежливо пытаюсь прервать его, чтобы я смог продолжить своё объяснение. Кроме того, всё, о чём я говорю негру, я адаптирую примерно для ушей третьеклассника. Если я сбиваюсь и начинаю говорить на взрослом языке, они начинают сердиться, потому что считают, что я выставляю напоказ своё превосходство.

На ранних этапах дела я разъясняю своим клиентам ход процесса. Часто у меня еще нет информации в полицейских отчётах. Черные не могут понять, что у меня еще нет ответов на все их вопросы, но что к определенной дате будут. Они живут в здесь и сейчас и не умеют ждать. Обычно, ко второй встрече с клиентом у меня уже есть большая часть полицейских отчётов и я получаю полную картину его дела.

В отличие от людей других рас, чёрные никогда не воспринимают своего адвоката как того, кто помогает им. Я — часть системы, против которой они воюют. Если в деле идёт что-то не так, они часто изливают на меня свой гнев и накидываются на меня с обвинениями.

Чёрные зачастую пытаются подловить меня и бросить вызов моему знанию законов или фактов по делу. Я понимаю, если это искренние вопросы по деталям дела или по рекомендациям по приговору, но чёрные задают вопросы, чтобы проверить меня. К сожалению, они почти всегда неправильно читают и интерпретируют законы, и это непонимание вызывает трения и недопонимание. Я могу неоднократно объяснять им содержание закона и показывать копии законодательного норматива, разъясняющего, например, почему мой клиент должен сесть на шесть лет, но он продолжает тыкать мне в лицо написанной от руки запиской чьего-то бывшего сокамерника, которая, по его мнению, превыше закона.

Опасности судебных слушаний

Конституция позволяет обвиняемому принимать по своему делу три принципиальных решения. Ему разрешено признавать или не признавать себя виновным. Он решает, каким быть суду, — с участием присяжных или без оных. Он решает, будет ли он давать показания или будет молчать. Если клиент настаивает на том, чтобы давать показания, почти всегда допускает ужасную ошибку, но остановить я его не могу.

Большинство чёрных не очень хорошо говорит на английском языке. Они не умеют спрягать глаголы, у них слабое представление о глагольных временах, у них ограниченный лексикон. Без ругательных слов говорить они не могут. На суде они часто становятся враждебными. Многие, давая свидетельские показания, выказывают полное отсутствие сочувствия и неспособны скрыть моральные принципы, зиждущиеся на немедленном удовлетворении основных потребностей. Это стало бедствием, особенно в суде присяжных. Большинство присяжных заседателей белые, и потрясены поведением необразованных чёрных преступников.

Когда чёрный ответчик начинает давать показания в суде, — это просто праздник для обвинения. Это как ловля рыбы в ведре, — настолько это стопроцентно. Однако, защите иногда приходится подвергнуть перекрестному допросу чёрного-жертву, который, весьма вероятно, при даче показаний произведет столь же удручающее впечатление, что и обвиняемый. Для защиты это — ценнейший подарок, потому что присяжные заседатели могут и не осудить обвиняемого, даже если они считают его виновным, при том, что жертва преступления покажется им ещё более зловещей, чем обвиняемый.

В суд большинство уголовных дел не попадает. Часто доказательств против обвиняемого более, чем достаточно, и вероятность строгого приговора более, чем высока. Ответчика более устраивает заключение сделки: он признаёт себя виновным в меньшем преступлении и получает меньший срок.

Решение совершить сделку для получения меньшего срока зависит от наличия улик и доказательств. Когда чёрный задаёт вопрос «А мы выиграем суд?», я говорю ему, что не знаю, но, при этом перечисляю сильные и слабые стороны дела.

Слабые места обычно очевидны — вас видели пять свидетелей; вы дали признательные показания следователю; у вас нашли розовый айфон с чехлом, отделанным стразами и с именем ограбленной жертвы; следствие располагает видеозаписью, на котором запечатлён убийца в точно такой же майке с надписью «In Da Houz» на спине, что была на вас в момент задержания, не говоря уже о том, что на вашей шее точно такая же татуировка «Спи спокойно, Пуки 7/4/12», как и у убийцы на видео.

Если негру сказать, что эти улики не очень способствуют победе в суде, то он начнёт обвинять вас. «Ты для меня ничего не делаешь». «Ты работаешь на ментов». Такое приходится слышать каждому общественному защитнику. Чем больше пытаешься объяснить чёрному ситуацию, тем больше он сердится.

Я твёрдо убеждён в том, что подавляющее большинство чёрных не способно рационально обсуждать улики против них, потому что они не способны встать на место другого человека. Они просто не могут представить, как факты, фигурирующие в деле, предстанут в глазах присяжных заседателей.