Лицом на ветер (СИ)

Атия долго молчала после его слов, потом позвала рабыню и ушла, громко хлопнув дверью. Только после этого ушла и Рианн.

Весь следующий день он был где-то в городе, Рианн отвлекалась работой, что уж он делал и где, она не знала. Доработала до поздней ночи и легла, не гася света, уже засыпая, слышала, что пришёл и центурион. Ходил по комнатам, наверное, раздевался с улицы, а потом, к великому её изумлению, забрался к ней на ложе и под одеяло. Рианн сонно запротестовала, когда мужские ладони принялись ласкать её тело.

— Нет… Не надо… Пожалуйста…

— Почему? — Он искренне удивился и глядел в лицо с вопросом.

— Здесь ваша жена, совсем рядом… Это неправильно. Так нельзя… Так не должно быть… — Она уже окончательно проснулась и отталкивала от себя ладони хозяина.

— Жена? Да ну её… Надоела за день…

Рианн нахмурилась, а центурион через её сопротивление ладонью ласкал её живот, грудь, потянулся ниже до бёдер.

— Не надо…

— Мы были у судьи сегодня, нас разведут, судья принял мою сторону, как мужик, думаю, ей за распутство ещё и штраф выпишут… — Усмехнулся и протолкнул ладонь между ног Рианн, как раз под коленями, где ноги не смыкались плотно. — Она ни в чём и не запиралась, дура, во всём призналась… Что жила с другим, что ребёнок его… — Опять усмехнулся. — Да ей этот штраф — раз плюнуть! Заплатит и не заметит… Она так развода хочет, что на всё согласна, даже на этот штраф…

— И вы радуетесь? — выдохнула Рианн, чувствуя, как ладонь центуриона поднимается всё выше и выше, раздвигая ноги.

Все попытки не пропустить его ни к чему не приводили. Она задохнулась от ощущений, когда пальцы центуриона коснулись её там, ей показалось, что она в миг стала мокрой и даже чуть выгнулась ему навстречу. Умом понимала, что всё это неправильно, а тело её не хотело, чтобы он останавливался.

— А что мне, плакать, что ли? — Снова усмехнулась. — Пусть делает, что хочет и убирается… Не хочу её видеть… К Плутону!

Он подтянулся, чтобы поцеловать в губы, но Рианн отвернулась, избегая поцелуя, чувствовала, что губы центуриона пахнут вином. Где-то в кабаке засиделся до ночи, пил, пока она тут работала, а теперь жаждет плотских удовольствий? Только пришёл и сразу к ней и сразу прилип, как муха на смолу. Не оторвать!

Его левая рука не останавливалась, он ласкал её кончиками пальцев, чувствуя, как от прикосновений германка вздрагивает всем телом. Он догадывался, что она сейчас переживает и улыбался, видя её реакцию. Она уже не пыталась останавливать его, не сжимала ног, а наоборот развела шире дрожащие колени, ладонь её легла на мужское запястье и чувствовала теперь каждое движение его руки. Между стиснутых губ вырвался еле различимый стон. Он добился, чего хотел, теперь она вряд ли будет стараться остановить его, она будет желать продолжения, она и сейчас уже готова принять его. И он это сделал.

Вошёл в неё глубоко и сильно, сразу заполнив одним толчком, рабыня аж ахнула невольно от силы его напора, попыталась потянуться навстречу, но центурион отбросил её обратно на подушку двумя-тремя толчками. Свенка смирилась, покорно отдаваясь ему, раскрыла дрожащее лоно, не мешая свободно сходить в себя. Центурион держал её руки за запястья, вдавив в подушку слева и справа от головы, сам опирался на вытянутые руки и входил в рабыню сильно, с мощью, смотрел в лицо, на двигающиеся раз за разом груди. Да. Это сила мужчины, это природой данная власть быть господином женщины, быть хозяином её. Так и должно быть, и они все должны терпеть это, жить с этим…

В памяти вставало лицо жены, злое, раздражённое, как же она бесила его, сколько же она его терпения потребовала только за сегодняшний день. Он не мог выместить всё это ей, под рукой была только эта рабыня, и терпеть теперь придётся ей. Хотя она, собственно-то, не причём и наказывать ему её не за что, но так получается, видно, это её судьба. Ему не помогло вино, так, может, хоть эта свенка поможет?

Видно, предварительные ласки сделали своё дело, а может, всему виной было то, что в последний раз они вместе были уже давно, но свенка как бы то ни было смогла кончить под ним, раз за разом сжимала его в глубине лона, и последние толчки центуриона теперь шли с усилием, с сопротивлением. И от этого он тоже быстро кончил, хрипло выдохнул со стоном и упал на грудь рабыни, шумно дыша, слушал, как шумит кровь в ушах. Да, это самое яркое в жизни, самое ошеломляющее.

Он обнял рабыню, просовывая ладони ей под спину, чувствуя лопатки и спутанные пряди волос, пальцы мягко тонули в них, хотелось прижать девушку к себе, к самой груди, почувствовать рядом живое существо, что ты не один — понять это. Шепнул в ухо:

— Спасибо… Извини, если сделал больно… Я не мог остановиться… Как безумие навалилось… Мне надо было…

— М-м-м, — неопределённо ответила она ему.