Здесь две темы: прославление праведных и наши молитвы о праведных, о себе самих... Но где же молитва о том, кого отпевают? Ее нет, и это так необычно, что мы непроизвольно молимся словами тропарей от его лица и от лица всего грешного человечества:
Образ есмь неизреченныя Твоея славы,аще и язвы ношу прегрешений.Ущедри Твое создание, Владыко,и очисти Твоим милосердием,и вожделенное Отечество подаждь ми,рая паки жителя мя сотворяя. И только в последнем тропаре появляется наконец «персональная» молитва о нашем дорогом усопшем:
Упокой, Боже, раба Твоегои учини его в рай,идеже лицы (хоры) святых, Господи,и праведницы сияют яко светила(светильники).Усопшаго раба Твоего упокой,презирая его вся согрешения.Четвертая тема — назидание нам, присутствующим при отпевании. Назидание в сочетании с молитвой:
Кая житейская сладостьпребывает печали непричастна?Кая ли слава стоит на земли непреложна?Вся сений немощнейша (тени слабее),вся соний прелестнейша (обманчивей сна);единем мгновением и вся сия смерть приемлет.Но во свете, Христе, Лица Твоегои в наслаждении Твоея красотыегоже избрал есиупокой, яко Человеколюбец.Ныне житейское лукавоеразрушается торжество суеты,дух убо оскуде от селения (лишился обитания),брение очернися (прах почернел),сосуд раздрася (сосуд разбился): –безгласен, нечувствен,мертвен, недвижим,егоже посылающе гробу,Господу помолимся,дати сему во веки упокоение. Этот мотив назидания, поучения присутствующим занимает много места в чине Погребения. В одной из стихир «на последнее целование» речь ведется от лица самого усопшего:
Зряще мя безгласна и бездыханна предлежаща, восплачите о мне, братие и друзи... И далее – о внезапности смерти, о равенстве всех на Суде, где только от дел своих каждый прославится или постыдится. И мольба, мольба о молитвах... Этот прием — речь от лица усопшего – более развит в чинах Погребения священников и монахов, откуда и переложил это в русских стихах А. К. Толстой в поэме «Иоанн Дамаскин»:
Спасайтесь, сродники и чада,Из гроба к вам взываю я –Спасайтесь, братья и друзья,Да не узрите пламень ада.Иду в незнаемый я путь,Иду меж страха и надежды;Мой взор угас, остыла грудь,Не внемлет слух, сомкнуты вежды;Лежу безгласен, недвижим,Не слышу братского рыданья,И от кадила синий дымНе мне струит благоуханье;Но вечным сном пока я сплю,Моя любовь не умирает;И ею, братья, вас молю,Да каждый к Господу взывает:Господь! В тот день, когда трубаВострубит мира преставленье —Прийми усопшего рабаВ Твои блаженные селенья! Но разве перепишешь все драгоценные тексты? Насколько богаче они прославленного «День гнева» католического Средневековья... И — «эх, не на те бы слова» написана гениальная музыка.