Литургика

Предопределенное Отцем прежде век, и проповеданное пророки в последняя, таинство явися, и Бог вочеловечися, плоть прием от Девы, зиждется несозданный волею, сый бывает, Царь Израилев, Христос приходит.

Для греческого оригинала здесь должно было быть строгое соответствие не только мелодии, но и метрики, что, само собою разумеется, не могло сохраниться в славянском переводе, почему наши подобны соответствуют самоподобным только по мелодии. Еще пример из того же предпразднества:

Самоподобен:

Доме Евфрафов

Граде святый,

Пророков славо,

Украси дом,

В нем же божественный

рождается

Подобен: Доме Евфрафов

Грядет Христос

Лукавого сокрушити,

Сущие во тме просветити,

И разрешити связанные,

Предусрящим того.

III. История Церковного Песнетворчества и Песнописцев

История православного церковного песнетворчества делится учеными обычно на три периода:

— подготовительный, до V века,

— расцвет церковной поэзии в V–VII вв. и

— период преобладания канонов с VIII века и до наших дней.

Это деление, как и всякая попытка вставить живое развитие в рамки периодов, страдает схематичностью и некоторой искусственностью, но для схоластических и педагогических целей приходится мириться с подобной условностью.

3. Первый Период. Подготовительный (I–IV вв.)

Касаясь истоков православной церковной поэзии, приходится напомнить сказанное о той связи, которая существовала в быту первых христиан с ветхозаветным храмом и синагогой, и иудейских корнях христианского богослужения. Они гораздо глубже, чем обычно принято думать. Псалмический и вообще библейский песненный материал занимал в нашем литургическом обиходе исключительное место. Храм не перестал быть центром религиозной жизни первых поколений христиан, как это явствует из Деяний Апостолов и Посланий ап. Павла. Да и нельзя себе вообще представить, чтобы какой-то резкий и внезапный разрыв между апостолами и иудейской средой мог произойти сразу после Вознесения Господа и Сошествия Святого Духа. И даже после совершившегося отделения христианства от иудейства, ветхозаветные воспоминания продолжали очень долго жить в умах и сердцах тех, чьи предки по крови были иудеями, а духовные предки таковыми и остались. Весь дух и пафос Ветхого Завета целиком были восприняты христианами, и этим жили, этим дорожили.

Напоминая сказанное о новозаветных песнях, вошедших в наше богослужение [25], укажем и на слова ап. Павла о “псалмах и поучениях” [26] и “псалмах, славословиях и песнопениях духовных” [27]. Для истории ранней церковной поэзии необходимо всегда помнить о том харизматическом настроении первохристианской общины, жившей благодатными дарами Святого Духа, пророческой экзальтацией и вдохновением. Расплавленность и экстатическая духовность той эпохи не позволяют даже думать о каких-либо записях, рукописных памятниках, заранее заученных текстах своих пророчески настроенных “учителей” и поэтов. Никакая закостенелость быта не была мыслима. Все текло, все горело, все было воодушевлено новой, иной жизнью, отличной от стихий этого мира, обычаев среды и какой бы то ни было успокоенности. Поэтому понятно, что наши сведения о той поэзии не только скудны, но почти ничтожны. Свидетельства о том имеются, и не мало, но памятников этого поэтического творчества почти нет.

“Дидахи” и “Апологии” св. муч. Иустина Философа говорят о том, что в литургических собраниях пророки и священнослужители “благодарили (т. е. возносили ими же составленные благодарственные, евхаристические молитвы) сколько могли,” “сколько было сил у них.” Эти харизматические гимны, не дошедшие до нас, были вероятно ничем не ниже по своей силе и поэтическому достоинству, чем пророческие обличения Исаии и Иеремии, чем псалмы Давида и благодарственная пророческая песнь Захарии при рождении “пустыннолюбной горлицы,” Крестителя Иоанна.

Поэтому совершенно неверно мнение некоторых ученых (Фредерик Озанам), что христианство в первые годы своего существования не могло терпеть поэзии, фантазии и “фикции,” будучи крепко привязано к фактам, догматам и определенным истинам. Поэзия, якобы, появилась только после Миланского эдикта. Никак нельзя согласиться с этим, ибо первохристианство совершенно не имело догматического вкуса, оно чуралось отвлеченностей и необходимости философствовать, с одной стороны, и в то же время оно не было привязано к фактам, так как все вещи и явления мира сего были для него чем-то преходящим и не стоящим внимания. Оно, не имея здепребывающего града и взыскуя грядущего, было всецело устремлено в иной мир, и это устремление очень способствовало указанному харизматическому и профетическому настроению. Кроме того, и самые факты и свидетельства говорят обратное. Согласно Озанаму, первые христиане говорили прозой и только прозой. Указанные же памятники [28] и ряд иных свидетельств говорят о другом, как раз обратном. Приведем только некоторые.