Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

— Но ничего страшного. Я слышала, что сердце короля демонов размером с острие иглы. Он всегда хотел убить меня, даже когда я была яйцом, но теперь у меня есть старший брат. Он не посмеет ничего со мной сделать. Если он увидит, на что я способна, то лишится дара речи, и я смогу отомстить! Ха-ха, если он умрет, может быть, я стану следующей королевой демонов!

Мужчина не хотел обижать девочку, вызвавшую у него какое-никакое сочувствие. Но ее амбиции были слишком велики. Тан Чжэнь поспешно проглотил то, что собирался сказать и с улыбкой произнес:

— Вот и правильно!

Получив одобрение, Лужа тут же побежала вперед и похлопала Нянь Дада по спине.

— Племянник, пусть мертвые и не возвращаются, но твой отец был заклинателем с изначальным духом. Пока изначальный дух жив, он все еще может перевоплотиться. Когда тебя официально примут в клан, я отведу тебя в библиотеку. Должен же быть хоть какой-то способ!

Нянь Дада посмотрел на девушку покрасневшими глазами.

— Спасибо, младшая тетушка.

Раньше он был шумным и играл две роли одновременно, но теперь, пережив такую трагедию, юноша, похоже, совсем угас.

Нянь Дада смотрел на великолепные пейзажи горы Фуяо, и в его глазах внезапно вспыхнул огонек. Однако он не спешил терять голову от этой красоты, юноша подумал: «Это случилось потому, что я был бесполезен?»

Чэн Цянь невольно оглянулся и тут же заметил болезненный взгляд своего ученика. Сердце юноши внезапно забилось быстрее.

Похоже, путь каждого молодого человека всегда начинается с мысли: «Я бесполезен». Мир вращался и, казалось, круг поколений сделал полный оборот. И так будет всегда, он будет начинаться снова и снова.

Вдруг, Янь Чжэнмин схватил его и оттащил в сторону. 

— Эй, почему ты постоянно следишь за тем, что он делает? Почему бы тебе не уделить больше внимания мне? — недовольно прошептал он. 

Чэн Цянь лишился дара речи.

Теперь он начинал жалеть о том, что сказал в «горчичном зернышке», ведь его старший брат, который прекрасно умел уступать, теперь совсем обнаглел4.

4 蹬鼻子上脸 (dēngbízi shàngliǎn) — забираться на лицо через нос (обр.в знач.: обнаглеть, зарваться, сесть на шею).

В конце концов, гора Фуяо была священным местом для самосовершенствующихся, она мало подходила для веселья и танцев.

Вечером того же дня Янь Чжэнмин созвал всех во дворик перед Традиционным залом и устроил незатейливый ужин.

Повара, готовившего для них, некогда лично отбирала семья Янь. Но теперь, подавая блюда, он, казалось, пребывал полном замешательстве. Молодой господин горы Фуяо и его младшие братья все еще хотели есть?

В мгновение ока они превратились в настоящих совершенствующихся, не нуждавшихся ни в пище, ни в вине!

Когда ужин был в самом разгаре, Чэн Цянь сунул что-то себе за пазуху и вышел из-за стола.

От горы Фуяо до горы Тайинь было больше пятидесяти ли, однако полет на мече занял всего мгновение.

Витавшая вокруг развалин массива кровавая аура до сих пор не рассеялась. Люди разошлись, но никто из них так и не соизволил похоронить погибших. Трупы одиноко лежали на земле, ожидая, когда мир превратится в единое целое.

Во тьме виднелась фигура Хань Юаня. 

Услышав чьи-то неторопливые шаги, Хань Юань слегка склонил голову набок. На его лице застыло мрачное выражение, и нельзя было рассмотреть, был ли это он сам, или его внутренний демон.

Чэн Цянь взял Шуанжэнь в руку, молча подошел к нему и нащупал за пазухой бумажный сверток.

Бумага была еще теплой, и на ней проступало небольшое масляное пятно. Чэн Цянь бросил сверток в Хань Юаня, сдул пыль с ближайших камней, оставшихся от Массива десяти сторон, и сел. 

Хань Юань развернул сверток и увидел внутри блестящие конфеты из кедровых орехов. От угощения исходил сладкий аромат османтуса. Каждая конфета была размером с большой палец, но они до сих пор не слиплись друг с другом.

 

Демон некоторое время молчал, совершенно ничего не выражая. А после взял одну из конфет и сунул в рот.

У Хань Юаня было очень худое лицо с явно выступающими скулами, от чего он казался суровым и безжалостным. Сунув в рот лакомство, он слегка надул щеки. Он был весь в крови. Даже пробуя конфету на вкус, Хань Юань оставался очень серьезным. Он хмурился, и на его лице то и дело проступало обиженное и враждебное выражение, будто ему подсунули не сладость, а лекарство.

Он еще немного подержал сверток в руках, а затем отчаянно высыпал все его содержимое себе в рот, вместе с крошками.

Чэн Цянь посмотрел на него с видом человека, у которого разболелись зубы, и осведомился:

— Хочешь пить?

— Воды, — прохрипел Хань Юань, — я сейчас умру.

Чэн Цянь щелкнул пальцами. Находившаяся в воздухе влага собралась воедино и превратилась в неприглядного вида чашку. Чэн Цянь аккуратно взял ее в руки и протянул брату.

Хань Юань вздохнул и сказал: 

— Первой сладостью, которую я когда-либо пробовал в своей жизни — были эти кедровые конфеты.

— Их дал нам старший брат.

Хань Юань посмотрел на юношу и продолжил: