Люба

— Волнуешься? Пока нет причины, она старше, сильнее и умнее. Она сама ничего не пропустит, а если что не так, я всегда к вашим услугам.

Саша ушел к себе.

Федор с Любой вернулись с операции.

— Федя, нужно писать аннотацию к диссертации и утверждать тему. Я буду твоим руководителем, если ты не возражаешь.

— Любовь Александровна, я только рад. А как к этому отнесется ваш муж?

— Он будет вторым руководителем. Федор, я не знаю, сколько смогу работать, я хочу оставить тебя исполняющим обязанности заведующего.

— Вы куда-то уходите?

— Через несколько месяцев в декрет.

— Понял. Сколько вам лет?

— Двадцать пять, как и тебе.

— А вашему сыну?

— Семь. Я родила его в восемнадцать. Да, Федор, я рано вышла замуж, но никогда ни на одну минуту не пожалела об этом. Саша прекрасный муж и замечательный отец. А еще он самый умный и красивый мужчина.

— Вы считаете, что у него нет недостатков?

— Есть, но они меня устраивают. Федор, а у тебя есть девушка?

— Нет. С моей мамой очень трудно иметь девушку. Мне тоже двадцать пять, но ни семьи, ни положения у меня еще нет. Хорошо, что я теперь работаю здесь, может, я хоть как хирург смогу состояться. О семье я уже не мечтаю, моя мама не тот человек, который сможет с кем-то смириться. А случайные связи я не люблю.

— Федор, но сейчас ты живешь один, мама далеко. Можно попробовать. Я не знаю, смогла ли бы я жить одна, без семьи.

— Ты бы не смогла, я тебя все равно нашел бы. — Саша вошел в кабинет. — Федор, я женился в двадцать пять, зато осознанно. Ладно, сам решишь, но время зря не теряй. Я к тому, что тебе действительно надо утверждать тему, и я тут кое-что придумал. Давай, завтра в четыре соберемся втроем и все обсудим. Вот, держи то, что я накидал, подумай вечером, нравится или нет. Не нравится, найдем что-то другое.

13

Марина

Люба работала, операция была несложной, на тяжелые длительные операции она идти боялась, живот сильно мешал. Шла тридцатая неделя беременности. Сегодня с утра у Любы сильно болела голова, она выпила таблетку анальгина, но боль не проходила. «Ладно, сейчас закончу и померю давление». Перед глазами появились мушки, все затянуло туманом.

— Федя, заканчивай один, — произнесла Люба и отошла от стола. Она стянула перчатки и тихо сползла на пол.

— Любовь Александровна, с вами все в порядке?

Ответа не последовало, Федор глянул в сторону Любы. Она лежала на полу без сознания, веки судорожно подергивались. Анестезиолог бросился к ней, поднял ее на руки, перенес в соседнюю операционную.

— Нам срочно нужна помощь гинекологов, хирургов. Реанимацию детскую в третью операционную.

Все засуетились. Катерина вбежала в операционную.

— Наркоз уже дали?

— Нет, только ввели реланиум. Снизили давление. Судорог пока больше нет. Готовим к операции?

— Да, другого выхода нет. Сообщите мужу.

Она пошла мыться. В голове роились всякие мысли. «Как сообщить Корецкому? Хоть бы она выжила, ребенок совсем маленький, хотя на этом сроке уже есть надежда на выживание».

Операция началась. Ребенка Катерина достала на четвертой минуте. «Девочка, кило триста, синяя, не кричит». Наконец раздался писк…

Саша проводил совещание. Все заведующие отделениями обсуждали возможность перехода на самофинансирование, получение грантов от государства и заключение контрактов на обслуживание частных фирм.

Подход был новый. Спорили сильно. Вдруг в кабинет вошла секретарша.

— Александр Борисович, вас срочно в третью операционную.

— Что я там забыл?

— Любовь Александровна…

Саша не дослушал. Он вскочил с места и побежал в хирургию. На ходу надел маску, бахилы, разовый халат. Вошел в операционную. Он не мог ничего спросить, просто стоял и смотрел. Он видел, что в бюксе лежит интубированный ребенок, такой маленький. «Неужели все? Может, еще можно что-то сделать?»

Катерина за операционным столом вдруг сказала:

— Саша, она будет жить, мы успели вовремя. Судороги были только лицевых мышц. Больше не повторяются. Давление зашкаливало, но теперь все позади.

Саша молчал. Как он не заметил ничего утром? Она говорила, что болит голова, но давление было нормальным. Он настаивал, что надо идти в декретный отпуск, но она не хотела слушать. А что теперь? А в бюксе, это его дочь? Она жива? Почему врачи ничего не говорят? Они что, его не видят? Обычно при появлении замдиректора клиники по лечебной работе все начинали докладывать, а тут тишина. Спросить? «Нет. Я не могу! Я слишком боюсь услышать ответ».

Время тянулось. Сколько прошло? Саша не знал. Он просто стоял и ждал…

— Александр Борисович, мы забираем девочку в реанимацию. У нее есть имя?

— Марина.

Почему он сказал Марина, он тоже не знал. Они не обсуждали имя с Любой, откладывали на потом. Когда потом?

Повесили новую порцию крови. Саша глянул на отсос. Полный.

— Саша, у нас проблема, — раздался голос Катерины, — матка не сокращается, она была не готова к родам. Что делать?

— Делайте все возможное, если нужно, сделайте прямое переливание или вводите тромбоцитарную, эритроцитарную массу, капайте окситоцин. Вы что, с неба свалились? Я не дам согласия на удаление матки. Ясно?