Люба, Яночка… и другие

Она усердно стала готовиться к учебе в университете. Читала научную литературу по будущей специальности, изучала термины.

Чем больше Люба погружалась в книги, тем сильнее ослабевала ниточка надежды на пир мечты. Ей казалось, что она никогда не сможет понять до конца смысл написанного. Это угнетало и огорчало, уродуя надежды поползновениями панического страха и собственной несостоятельности. И все же она продвигалась вперед, даже не замечая этого.

В начале октября Люба вошла в аудиторию Тель-авивского университета. Она верила и не верила своему счастью, закружившему ее среди молодежи, присвоившей себе гордое звание – студент. «Свершилось!», – пульсировало вместе с биением крови в голове одно и то же слово. Она вновь студентка. Студентка Тель-авивского университета. Прошло шесть лет с той замечательной поры ожиданий и надежд. С того времени, когда мечта только примеряла костюм реальности, но неожиданно сменила его на свадебное платье горьких разочарований пылкой и неопытной юности. Шесть лет – огромный срок, увешанный мнимыми ценностями и настоящими радостями. Люба пробежала по узенькой и очень короткой тропинке семейной жизни, оставившей в ее судьбе колдобины и ухабы, разорвавшие жизнь на «до» и «после». «До» – было счастье родительской любви. Были книги, подруги и ясность в путях-дорожках к будущему. «После» – была неприличная страсть, принятая за первую любовь, ссоры, обиды, разочарование и подлость. «Нет, не только это, – перебивала себя Люба. – Было рождение солнечного зайчика по имени Яночка».

Были первые материнские страдания и радости. Ночи, умытые слезами несомкнутых глаз. Первое слово «мама», разлившееся по сознанию и материализовавшееся в Любе настоящей мамой. Первые хмельные шажки, протоптавшие в ее душе дорогу к желанию жить и бороться за свое потерянное счастье. Есть Тель-авивский университет, в котором стремилась учиться долгие годы. Есть жизнь в стране, где хотела жить. Где многое произошло и еще произойдет. И это «многое» пропустят сквозь себя они – Люба, Яночка и другие.

18

Ривка смотрела на нее со стороны и радовалась: «Наконец-то девочка занята настоящим делом». Она ловила себя на мысли, что думает о Любе и Яночке больше, чем о своих детях и внуках.

«Глупости, – обрывала Ривка предательский поток мыслей. – Представилась возможность дать новую жизнь еще одной семье, и я ею воспользовалась. И не более того. Дай, Бог, увидеть плод усилий».

Дети по-прежнему приезжали к ней раз в месяц и были довольны тем, что мать живет не одна. За ней есть, кому присмотреть. Им даже не приходило в голову, что матери нужна не только опека, но и собственная забота о близких ей людях. И неизвестно, в чем больше нуждалась пожилая женщина, оставшись наедине с собственной старостью.

Внуки снисходительно смотрели на отношения бабушки и маленькой «русской» девочки, которая посмела называть их Ривку «бабушкой». Дети не могли понять, откуда возникла эта необъяснимая и неожиданная привязанность матери к чужим людям. Но вмешиваться не хотели. Ривка стала спокойней, уверенней в себе и реже болела. Она меньше напоминала детям о своем одиноком существовании. Это устраивало всех. Люба казалась им серьезной и целеустремленной женщиной. К их приезду всегда в доме было тщательно убрано. Серое убежище пожилого человека превратилось в живой организм, наполненный детским смехом и житейскими проблемами. В доме появились новые цвета, запахи, настроения. Дети уезжали со спокойной душой и уверенностью в том, что «квартиранты» изменили жизнь матери к лучшему.

Вечером позвонил Саша и извинился, что не сможет зайти вечером. Его срочно вызвали на работу в ночной клуб. Там ожидалось нечто невероятное – выступление популярной молодежной рок-группы. Билеты были раскуплены за месяц до представления. Хозяин клуба вызвал на работу всех охранников, и отказаться невозможно.

Люба немного расстроилась, так как они собирались пойти в кино. Саша пригласил ее неожиданно и сам договорился с Ривкой о том, чтобы она проконтролировала спящую Яночку. Уложить девочку и усыпить чтением книги он брал на себя. Люба не была в кино несколько лет и готовилась к этому мероприятию два дня. Но произошло то, что произошло. Еще один неприятный мазок неутомимой кисти судьбы на холсте ее души. «Когда же картина обретет понятный смысл? – задавала себе вопрос Люба. – Ведь на палитре так много светлых красок. Почему же мне выпадают только темные и серые тона?»

На следующий день Саша не позвонил.

На работе Люба думала о своем отношении к этому человеку: «Кто я ему, чтобы он на меня тратил время и деньги? Подруга, утешительница и не более… Дурёха. Как можно так думать о Саше? Он добрый и внимательный, ласковый и надежный. И красивый. Да, да – красивый. Во всяком случае, для меня. И Яночка его любит. Почему «и Яночка»? А кто еще? Все. Пора заканчивать этот психоанализ. Ни к чему хорошему он не приведет».