Люби ее или потеряй ее (ЛП)

По дороге в Манхэттен он был полон решимости заехать за своей женой, и чем больше миль они проезжали, тем больше у него накапливался пар. Я собираюсь напомнить ей, где ее место, — подумал он. Когда их взгляды встретились, а реальность их ситуации лежала на его плечах, как тонна кирпичей, это дерьмо казалось таким детским. Я потерял свою жену. Она будет жить дальше без меня, если я не соберусь с духом и не поработаю над собой. Над нами. Вытащив ее из бара, как пещерный человек, ты не вернешь ее обратно. И у него только что закончились попытки. Ошибки больше не были вариантом. Оставалось идти только в одном направлении, и это было движение вперед.

Доминик лишь смутно осознавал, что Трэвис спрашивает хозяйку, где он может найти девушку с “челкой, веснушками, очаровательным смехом и камнем на пальце размером с бейсбольный мяч”, когда он направился к Рози, которая стояла у бара, все еще глядя на него, как олень в свете фар.

— Мисс, — сказала барменша, когда Доминик подошел к ней. — Шесть долларов за имбирный эль, пожалуйста.

Не сводя глаз с жены, Доминик достал из бумажника десятку и протянул ее бармену.

— Оставь это.

Теперь, когда они были близки, Доминику пришлось еще раз сдержать порыв оттащить ее в темный угол и зарычать на любого, кто осмелился бы взглянуть в ее сторону. Вместо этого он наклонился и заговорил ей на ухо.

— Я Доминик. Как тебя зовут?

Он услышал, как у Рози перехватило дыхание, и помолился, чтобы он поступил правильно. Прошлое всегда будет с ней, но ей нужно было знать, что он может измениться. Что они могут быть другими. Лучше.

— Я Рози, — наконец сказала она, ее взгляд упал на имбирный эль. — Я должна принести это своей подруге.

— Ты хочешь сказать, что я только что заплатил шесть долларов за содовую, и это даже не для тебя?

Она сжала накрашенные губы, чтобы скрыть улыбку.

— Ты не спрашивал.

Доминик взял напиток из ее рук и поставил его обратно на стойку.

— Пусть официантка принесет ей то, что она хочет. Меня больше интересует, чего ты хочешь.

— Я просто пыталась это выяснить.

— Что это значит?

В баре не было свободного места. Во всем чертовом клубе не было свободного места — и было чертовски громко, музыка и голоса создавали шум. Чтобы заговорить, Доминику пришлось подойти поближе, и Рози сделала то же самое, войдя в его пространство и медленно, очень медленно прижимая свои сиськи к его груди, и, нуждаясь в опоре, его ладонь легла на ее бедро.

— Это значит, что я не могу решить, хочу ли я прятаться со своими подружками всю ночь или хочу танцевать. — Она изящно пожала плечами. — Немного расслабится.

Рука Доминика скользнула по ее бедру и скользнула по спине. Которая была очень обнажена, вплоть до округлости ее задницы. Он стиснул зубы, ее глаза бросали ему вызов, и его голос прозвучал сдавленно.

— Ты очень часто срываешься с цепи?

— Нет. — Ее ответ слетел с его губ. — Никогда.

Она что-то ему говорила. Это было там, во внезапной мрачности ее глаз, когда она изучала его лицо. Ее отсутствие улыбки.

— Если у тебя есть мужчина, он… — Доминик с трудом сглотнул. — Если у тебя есть мужчина, он, вероятно, долгое время предполагал, что тебе нужна безопасность, а не возбуждение. Мечты. Может быть, он всегда знал, что ты самая волнующая женщина в мире, но он не уверен, что ты так к нему относишься. Поэтому он работает и обеспечивает. Он может это контролировать.

Черт. Неужели он только что сказал это вслух? После того, как он произнес эти слова на весь мир, на его груди открылась и сочилась рана. Ему было достаточно трудно признаться в этих вещах самому себе. Но здесь он стоял с женщиной своей мечты, и их будущее висело на волоске, так что, если второй шанс означал открытие ран, так тому и быть. Он откроет все до единого.

— Не уверена, что она считает его захватывающим, — выдохнула Рози, в замешательстве нахмурив брови. — Как… давно он так думает? Почему?

Доминик выдавил из себя небрежную улыбку.

— Ты спрашиваешь не того парня, — сказал он, его пальцы рисовали узоры на ее гладкой спине. — Однако, если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что это началось давным-давно и стало хуже после того, как он увидел другие части света, познакомился с новыми людьми. Есть какая-то перспектива. После этого единственное, в чем он был уверен, — это в стабильности. Может быть, после того, как меня воспитали в убеждении, что это мужская работа, было легко в нее влюбиться.

Черт, он был благодарен, что притворился кем-то другим. Каждый раз, когда он делал неуверенный шаг вперед, притворство было чем-то, к чему можно было вернуться. Ролевые игры облегчали разговор.

— Посмотри на себя. Ты знаешь? Ты самая невероятная женщина, которую я когда-либо видел. Такая красивая, ты заставляешь меня страдать. И у тебя такое же сердце, как у меня. Ты терпелива, верна, предана и добра. Мужчина, который никогда не беспокоился о том, чтобы сделать достаточно, чтобы заработать тебя? Этот человек был бы идиотом.