Люби или умри (СИ)

Мне было тепло и очень уютно. Её объятия стали панацеей от всех болезней. Я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Гермиона целовала меня, мягко касаясь губ, проводила руками по моим щекам, спускаясь пальчиками по шее к ключицам, рисовала узоры на моей груди, царапала ноготками пресс. Она шептала слова любви и говорила, что хочет провести со мной всю жизнь.

Я целовал её в ответ, оставлял укусы на её теле и сразу зализывал их, улыбаясь её тихим стонам. Проводил руками по её длинным ногам, касался губами везде, где это возможно, и клялся в любви до гроба.

Запускал пальцы в её волосы, которые переливались на солнце, вдыхал аромат её любимого яблочного шампуня, проводил носом по её щеке, чувствуя, как расползается улыбка на её лице. Целовал каждый пальчик и позволял ей трогать мои волосы. Только ей одной.

Я любил её.

Но, увы, только во сне.

Голова раскалывалась. Я открыл глаза и поморщился от яркого света. Я лежал на кровати в своей комнате, хотя точно помнил, что заснул в гостиной. Наверное, Блейз отлеветировал меня наверх. Нужно будет поблагодарить его.

Я встал на ноги, приложив руку к голове. Всё тело ломило так, словно по мне пробежалось стадо слонов. Кое как я спустился в гостиную. Забини в комнате не было, зато Пэнс не сводила с меня глаз.

— Как ты? — заботливо поинтересовалась она.

— Хреново. Башка болит.

— Сходи к мадам Помфри.

— Так и сделаю, — кивнул я.

— Так что там с Грейнджер? — усмехнулась Паркинсон, а я резко распахнул глаза. Воспоминания вчерашнего дня начали всплывать в моей памяти.

— Твою мать, Грейнджер!.. Что я ей наговорил вчера? — я закрыл глаза, качая головой и злясь на самого себя.

— Этого я не знаю. Ты ничего не помнишь? — Паркинсон издала смешок.

— Помню, что просил её стать моим другом… Твою ж мать! Больше никогда не буду пить! — воскликнул я и направился на выход из гостиной, слыша позади смех Паркинсон.

Пока шёл в больничное крыло, пытался понять, как теперь вести себя с Грейнджер. Сны всё больше убеждали меня, что с ней я буду счастлив. Я хотел быть с ней. Внезапно стало плевать на чистоту её крови. Я хотел ощутить хотя бы капельку того тепла, что чувствовал во сне.

Я не мог понять только одного: если Гермиона видела такие же сны, почему она не хотела попробовать сделать их реальностью? Почему так рьяно сопротивлялась моим попыткам сблизиться? Неужели я настолько ей противен?

Мадам Помфри выписала мне антипохмельное зелье, перед этим прочитав лекцию о вреде алкоголя. Как только лекарство стекло по моей глотке, я почувствовал невероятную лёгкость. Будто и не пил вовсе. Теперь, когда организм прекратил попытки убить меня, я чётко ощутил дикий голод.

В Большом зале уже собирались ученики. Я прошёл на своё место и кинул взгляд на стол Гриффиндора. Грейнджер сидела в окружении своих друзей и смеялась над какой-то тупой шуткой Уизли. Захотелось его убить. Просто чтобы не смотрел на неё больше, чтобы не касался и не смел даже думать о ней. Она моя! Грейнджер — моя судьба, мой соулмейт, хочет она того или нет, и я добьюсь её. Иначе какой я Малфой?

Вдруг гриффиндорка подняла глаза и наши взгляды столкнулись. Я улыбнулся ей и поприветствовал стаканом с соком. Гермиона смутилась, и я заметил, как покраснели её щёки. Поттер сказал что-то, и Грейнджер отвернулась к нему, а я почувствовал злость и желание убить ещё и его. Чтобы не мешал.

До конца завтрака она больше ни разу на меня не посмотрела.

На совместном уроке Травологии я занял место напротив Грейнджер. Наши руки соприкасались, когда мы выполняли задание профессора Спраут.

Наверное, всё в нашей голове. Раньше, касаясь Гермионы, я не чувствовал ничего, но как только в моей голове поселилась мысль, что у нас может что-то получиться, моё сердце начало биться чаще, а по коже побежали мурашки. Несколько раз я касался её специально, желая проверить свою теорию. Грейнджер не противилась. Неужели свыклась с мыслью, что наши отношения неизбежны?

На следующий день я сел с ней за одну парту. Поттер и Уизли мгновенно налетели на меня с криками и кулаками, но Гермиона успокоила их, сказав, что она не против, чтобы я сидел рядом.

Лёд тронулся.

Мы начали общаться. Вместе делали домашнее задание. Читали в библиотеке. Ходили в Хогсмид. Я понял, что влюбился. Все её недостатки внезапно превратились в достоинства. Не выскочка, а очень умная, не занудная, а интересная, не грязнокровка, а волшебница из семьи маглов.

Когда она говорила, я ловил себя на мысли, что смотрю на её губы. Хотелось прикоснуться к ним и узнать, такие же они, как во сне, или нет. Но я боялся всё разрушить.

Мы могли обсудить всё на свете. То, что её дружки никогда бы не поняли, всегда понимал я. Ответы на вопросы, которых не было у моих друзей, всегда были у неё. Всё, что она говорила, автоматически становилось интересным для меня. Я слушал её с открытым ртом. Мне казалось, что она делает то же самое.

Мне было хорошо. Мы дружили, и её всё устраивало, но мне хотелось большего. Я хотел любви.