Люби меня

— Сыр и рис! Это я! Я заговорила об этом! Я заговорила об анальном сексе и двойном проникновении. Моя задница под запретом. Ясно?

Они все затихли. Было так тихо, что можно было услышать, как падает булавка. Пока Кольт, который закрыл глаза и прикрывал рукой нос и рот, не фыркнул. Килан отвернулся от меня, его плечи дрожали. Крид первым позволил смеху вырваться наружу. Именно это нарушило их контроль и заставило всех четверых взорваться смехом, который отскакивал от стен коридора. Даже Нокс, который немного сгорбился, уперся рукой в стену, словно для того, чтобы не потерять равновесие. Это был прекрасный звук, несмотря на то, что он был за мой счет.

Стараясь не смеяться вместе с ними, я сказала: — Это не так уж смешно.

Похоже, это раззадорило их еще больше. Я подождала, пока они успокоятся, скрестив руки на груди.

Кольт прочистил горло. — Прости, детка. Мы не смеялись над тобой.

— Я уже слышала это раньше, — проворчала я. — По крайней мере, на этот раз я не голая.

Килан мотнул головой в сторону Кольта и Крида. — Вы смеялись над Шайлох, когда она была голой?

Крид хмуро посмотрел на Килана. — Не потому, что она была голой.

— Она просто оказалась в таком виде, когда зашла речь об этом, — объяснил Кольт.

Я видела, что Килан хотел получить больше информации, но пора было прекратить этот унизительный разговор. — Теперь все решено, мы можем пойти поесть, пока еда не остыла?

— Да, — сказал Нокс, похоже, так же сильно желая покончить с тем, о чем мы говорили. — Пойдемте есть.

Мы все сели за стол и наполнили свои тарелки вкусной едой, которую приготовил Нокс. Кольт положил несколько французских тостов на одну сторону моей тарелки за секунду до того, как Крид положил сосиски на другую. Мое сердце слегка сжалось, когда я уставилась в свою тарелку.

— Ты не любишь французские тосты? — спросил Нокс, накладывая еду себе на тарелку.

— Люблю, — угрюмо ответила я. — Мы с Шейлой каждый год готовили французские тосты для моей мамы на День матери. Это было ее любимое блюдо.

— Мы готовили отцу вафли с шоколадной крошкой на День отца, — сказал Крид, и это, казалось, удивило всех.

— Это верно, — сказал Килан с грустной улыбкой. — Нокс всегда выходил из себя, когда вы двое крали горсть шоколадных чипсов, когда он поворачивался спиной.

— Ты тоже воровал шоколадные чипсы, — ворчал Крид. — Просто тебя никогда не ловили, и ты играл в невинного свидетеля, когда это делали мы.

Улыбка Килана превратилась в несколько счастливую. — Ничего не могу с собой поделать, я старше и мудрее.

Пока Крид и Килан препирались, я обратила внимание на то, как молчали Кольт и Нокс. Нокс спокойно ел, наблюдая за тем, как его братья ходят взад-вперед. Он выглядел скучающим, но в его глазах была грусть. Кольт, казалось, застыл, погрузившись в свои мысли, уставившись в свою нетронутую тарелку. Надеясь утешить его, я положила руку ему на предплечье.

— Мой отец всегда просил омлет с тем, что мы хотели в него положить. Он любил сюрпризы и всегда с нетерпением ждал, чтобы узнать, какие ингредиенты мы выберем каждый год, — сказала я, переводя разговор с их отца на своего, надеясь облегчить их боль. — Однажды, когда мы с Шей были маленькими, мы захотели приготовить ему омлет из зеленых яиц и ветчины. Мы положили в него ветчину и все зеленые овощи, которые только смогли придумать, в том числе брокколи и горох. Наверное, это было так противно, но он съел каждый кусочек, как будто это был самый вкусный омлет, который мы с Шей когда-либо ему готовили. — Мои глаза налились кровью, и мне пришлось пару раз моргнуть, чтобы сдержать слезы.

— Наша мама любила банановые блинчики, — сказал Нокс, шокировав всех нас. Даже Кольт оторвал взгляд от своей тарелки.

— Она любила все банановое. Банановый пирог с кремом, банановый хлеб и кексы, — сказал Килан, переводя взгляд с Крида на Кольта и обратно. — Когда она была беременна вами двумя, папа сказал, что она хотела есть только банановый пудинг.

Когда Килан говорил об их матери, Кольт и Крид следили за каждым его словом. Их мать скончалась от рака легких, когда близнецам было шесть лет, то есть Килану было одиннадцать, а Ноксу тринадцать. У Нокса и Килана было больше времени с матерью и воспоминаний о ней, в то время как Кольт и Крид, вероятно, мало что о ней помнили. А если и помнили, то, как мне казалось, не о том времени, когда она была здорова.

Пока мы ели, за столом царила тишина. Поскольку именно я затащила всех нас в переулок памяти, я чувствовала себя обязанной вытащить нас из него. — На работе сегодня происходит что-нибудь интересное?

— Я буду работать из дома, — сказал Килан.

— Тебе вообще не следовало бы работать, — проворчал Нокс.