– Так вот! – засверкала глазами Прижняк, выдержала эффектную паузу и выпалила единым духом: – Алена Тихомирова совершенно не интересует Антуана, так же как и Шиндяева!
Лена опять замолчала, чтобы получше рассмотреть, какое впечатление произведет на Осокину эта свежайшая новость. Таня скупо улыбнулась, опять же для того, чтобы Прижняк ничего себе не навоображала, и спросила, как можно равнодушнее:
– С чего ты взяла?
– Ряба сказал!
– А он-то откуда знает?
– Я только что в читальном зале была. А еще там был Ряба и Шиндяева с Тихомировой. Мы все там материал для реферата по биологии подбирали. Так вот: Ряба обозвал их дурами и сказал, что Антуан им не отвалится, поскольку ему нравится девочка из нашего класса.
– И кто же? – Таня уже больше не могла изображать равнодушие к обсуждаемому предмету.
– Этого из Рябы, к сожалению, вытрясти не удалось. Думаю, что он и не знает. Но даже и то, что мы от него услышали, тоже очень важно, ведь правда?
– Наверняка ему нравится Любимова, – сказала Таня, и ей очень захотелось, чтобы подружка как можно скорее опровергла ее слова, что та и поспешила сделать:
– Не думаю. Слишком уж она примитивная. В общем, Таня, Антуан, считай, в твоих руках, а потому теперь можно обсудить еще один очень важный вопрос.
– Какой?
– Например, такой: отдала ли ты анкету Комиссарову?
– Отдала.
– А он?
– А он вообще-то не хотел брать.
– Почему?
– Сказал, что все наши девчоночьи примочки ему совершенно не интересны.
– А ты?
– А я попросила, чтобы он все-таки взял, потому что может найти там нечто для себя интересное.
– Ну и? – Лена нетерпеливо заерзала на стуле. – Неужели нельзя сразу рассказать? Почему из тебя все клещами надо вытаскивать?
– Потому что рассказывать больше нечего. Анкету он еще не вернул. Ты лучше скажи, как у тебя дела с автобусной остановкой?
– Тоже никак, – тяжело вздохнула Лена. – Я все выхожу, выхожу, а его нет.
– Неужели так ни разу его и не встретила?
– Один раз встретила, только он был с Генкой Рябой и на меня не обратил никакого внимания.
– Это ничего, Лен. Он просто тогда еще не читал в анкете про остановку, а когда прочитает, то наверняка будет вести себя иначе, – очень убедительно сказала Таня.
Венька
Венька решил написать Винту письмо.
Он писал в нем все как есть: что Пашка наверняка сам виноват, но что ему, Веньке, его все-таки жалко, потому что нос – он ведь на самом видном месте, а сломанная рука, наверное, здорово болит. Венька пожелал Винту скорейшего выздоровления и посоветовал больше не попадать в ситуации, когда ломаются кости.
Венька понимал, что отдавать письмо Кире Геннадьевне не стоит, а то одноклассники опять его неправильно поймут. Он вовсе не самый сознательный и сочувствующий. Он просто очень хорошо знает, как тяжело быть одному, когда, как говорится, стакан воды некому подать. Конечно, мамаша Винта все ему подаст, но это совсем не то же самое, когда какой-нибудь пустяк подаст друг. Венька решил съездить к Пашке самостоятельно. В палату его скорее всего не пустят, но письмо обязательно передадут.
В школьном буфете Венька купил пару булочек с ореховой начинкой. Они маленькие, но очень вкусные. Ради такого случая можно даже пожертвовать папиной ручкой. Кто еще Винту такую принесет? Никто! А Винт, как поправит руку, будет писать и радоваться.
Когда Венька вышел на остановке «Городская больница», то совершенно растерялся. Больница занимала целый квартал и состояла из множества разноэтажных корпусов. Куда идти? Где находится Винт? Венька, наверное, так бы и уехал ни с чем, если бы случайно не наткнулся на винтуевскую мамашу. Она очень удивилась, увидев Веньку, но зато подробно и обстоятельно объяснила, как найти Пашку. Оказывается, в палаты пускали всех подряд, и письмо было ни к чему. Венька смял его, засунул в карман и пошел по узкой тропинке к двенадцатому корпусу.
Винт здорово обрадовался Веньке и долго представлял его ребятам в палате:
– Глядите! Это Венька! Из моего класса! Ко мне пришел! Друг!
Венька никогда не был другом Винта. Более того, он подозревал, что друзей у Пашки вообще не было, как, впрочем, и у него самого. Друг – это такое… такое… что не у каждого бывает. Ну ладно, пусть ребята в палате думают, что у Винта друг Венька, а у Веньки – Винт.
– Ну, как в школе? – спросил Пашка, усаживая Веньку на кровать.
– Нормально, – ответил Венька и протянул Винту пакетик с двумя булочками и папиной ручкой, оплетенной блестящей синей проволокой. – Это тебе передача… – Венька запнулся, помолчал немного, а потом почему-то добавил: – от класса…
– Вот здорово! – обрадовался Пашка. – Я наши булочки из буфета, знаешь, как люблю! Вы прямо угадали, что мне больше всего нравится. Вот что значит – друзья! – сказал он так громко, чтобы это слышали абсолютно все в палате, засунул в рот сразу полбулочки и взялся за ручку. – Ручечка! Клевая! Ну, спасибо! Жаль, что писать буду еще не скоро. – И он слегка качнул загипсованной рукой.
– Болит? – спросил Венька.
– Не очень. Терпимо.
– А нос?
Пашка левой рукой потрогал ленту пластыря на лице и сказал: