Люби меня навсегда

– Ну хорошо, читайте, не затягивайте, – ещё более заводясь подгоняет своего адвоката Вайсберг, и тот начинает зачитывать записку, явно составленную доктором Тарасовым.

– Тут говорится, хм, что два анализа подряд выявили крайне негативную динамику и мутацию в крови у госпожи Полины Сонис, в виду чего Иван Алексеевич Тарасов не может дать положительного заключения о соблюдении всех обязательных условий договора, а именно…

– Какие ещё на хрен анализы?! – уже подаёт голос Стас, и теперь взмыленный адвокат, словно он сам лично виноват в моём недуге, начинает читать ещё быстрее:

– Здесь говорится, что доктор Тарасов не готов подтвердить условия вступления в брак, описанные в пункте одиннадцать настоящего контракта, поскольку для положительного заключения госпоже Полине Аркадьевне Сонис необходимо пройти более глубокое обследование, а именно, трепанобиопсию костного мозга…

– Что?! – слышу я истеричный возглас своей мамы, которая уже кричит мне, даже не стараясь соблюдать внешние приличия. – Биопсию? Поля, что это за диагноз? Ты об этом знала, и не сказала мне?

– Успокойся Настя, – кладёт ей на руку свою ладонь мой папа, но всё же я замечаю сквозь свои чёрные непроницаемые очки, как нервно подёргиваются его губы. – Я уверен, это какое-то недоразумение, или шутка, – неуверенно бормочет он, хотя лучше всех здесь собравшихся знает, что наш серьёзный доктор Тарасов не способен на подобные шутки. – Скажи, Поля, ты же знаешь обо всей этой ситуации? – обращается уже ко мне мой самый лучший в мире папа, и я медленно отвечаю под перекрёстным обстрелом шести пар глаз:

– Да, папа, я в курсе этой ситуации. Но я узнала об этом только вчера, и у меня не было времени и сил говорить об этом… Дядя Ваня сказал, что бывают частые ошибки при диагностировании, и я, возможно, поверила, что мне это всё приснилось. Или что это просто баг в системе, понимаете? – обращаюсь я уже ко всем собравшимся, снимая наконец-то свои очки, и вижу, с каким чуть ли не животным ужасом взирает на меня Вайсберг-старший вместе со своей тихой и обычно безмолвной женой, одетой сегодня по такому случаю в элегантный костюм D&G.

– А вот и я, надеюсь, я успел к началу, – неожиданно врывается в нашу сумасшедшую комнату сам дядя Ваня Тарасов собственной персоной, и по выражениям лиц собравшихся сразу же понимает, что он опоздал. И надолго.

– Ваня, мать твою! – орёт на него мой обычно такой взвешенный и спокойный отец, а Тарасов, стараясь оставаться профессионально спокойным, встаёт в центре стола, поднимает обе руки, и жестом призывает всех успокоиться.

– Господа, – торжественно и тихо начинает он свою объяснительную речь. – Никогда не думал, что мы здесь соберёмся по такому поводу, эээ, помимо обсуждения наших свадебных приготовлений, – мягко пытается он обойти острые углы разговора, но, видимо, это невозможно в данном случае, поэтому он решает рубить сразу же и с плеча, чтобы не отрезать кошке хвост по частям: – Итак, у меня очень серьёзные подозрения на рак крови у Полины. Два анализа подряд выявили крайне негативную динамику, и мы не можем ни в коем случае откладывать и затягивать процесс диагностирования и лечения.

– Ясно, – коротко и властно звучит низкий голос хозяина кабинета. – Считаю, что дальнейшие обсуждения контракта неуместны, – заключает он, откидываясь на спинку кресла и разглядывая всех собравшихся из-под тяжёлых полуопущенных век, как каких-то любопытных насекомых.

Я сижу словно под лупой, и дневной свет выжигает мне глаза: я, как двухсотлетний вампир, проспавший в своём склепе, корчусь и таю, покрываюсь пеплом под безжалостными лучами, и представляю, как, должно быть, выгляжу со стороны: с бледным осунувшимся лицом и тёмно-фиолетовыми кругами под глазами я сама сейчас как ходячая иллюстрация из учебника по медицине. Я как будто здесь, и одновременно взираю на весь этот спектакль со стороны. Я всю жизнь была уверена, что когда мне плохо, близкие и тёплые руки бросаются утешать и успокаивать меня, а сейчас я вопросительно смотрю на своего будущего мужа, который клялся мне в любви ещё совсем недавно, и жду, когда же он подойдёт и обнимет, но он лишь сидит и испуганно глядит на меня, как на какое-то заразное существо, к которому опасно даже прикасаться.

– Стасик, я надеюсь, ты был осторожен, – вдруг подаёт голос мадам Вайсберг, и вся наша семёрка вздрагивает от неожиданности: она обычно так редко подаёт голос, что мы даже не помним, как он звучит. Словно кто-то вдруг разбил стакан в звенящей пустоте огромного кабинета в стиле короля-солнце.

– Что?! – тихо, но на пределе своих возможностей шипит мой отец, и я чувствую, что он сейчас может взорваться.