Люби меня нежно

— Ну, успокойся, успокойся… Господи, как ребенок, честное слово. Может, платок дать, чтобы высморкаться? Какие же вы все мужики собственники. Глупые, ревнивые, самовлюбленные и эгоистичные. Ума не приложу, почему мы вас любим. Вероятно, потому, что вы всю жизнь эксплуатируете наши материнские инстинкты. Как подросшие воробышки, вы трепещете крылышками, и взрослые воробьи, не в силах побороть инстинкт, вкладывают вам к клювики вкусных червячков.

— Представляешь, они целовались!

— Возможно, ты будешь удивлен, Вадик, но люди, которые нравятся друг другу, имеют такую странную привычку обниматься и целоваться. Ужасно необычно, правда? — язвительно спросила Юля.

— Господи, ты что, не понимаешь? Является какой-то мужик, которого я впервые вижу, и начинает лапать мою мать!

— Она сопротивлялась?

— Что?

— Если она не сопротивлялась, то в чем проблема? — усмехнулась Юля. — Ах да! Ты просто ревнуешь. Тебе непривычна мать в роли женщины, которую любит еще кто-то, кроме тебя самого. Ты типичная жертва эдипова комплекса.

— Может, хватит уже издеваться?

— Тогда перестань строить из себя принца Гамлета, — строго сказала Юля. — Пошли, а то ты точно натворишь дел, о которых потом пожалеешь. Пошли-пошли, — потянула она его за рукав.

Через несколько минут они уже сидели в ее машине.

— В любом случае мне уже все равно, — пожал плечами Вадим, отрешенно глядя в окно. — Не знаю, в чем — больше трусости с моей стороны: в желании умереть, чтобы уйти от решения проблемы, или в том, что я не решился сделать с собой что-нибудь.

Юля пристально посмотрела на него.

— Ты хотел…

— Да, хотел! Хотел… Но не смог. Мне вдруг показалось, что им только этого и надо.

— Ты поедешь завтра вечером на встречу в то кафе?

— Зачем? Денег у меня все равно нет.

Он сжал голову руками.

— Вадим, они найдут тебя. Найдут и могут сделать все, что угодно.

— А тебе надо было мне еще раз об этом напомнить? Черт… Какой же я все-таки болван! Самонадеянный идиот! Но мне так хотелось… хотелось заработать хоть немного денег.

— Ты хотел не заработать, а выиграть. Это две разные вещи.

— Я не знаю, как все получилось. Я не мог остановиться. Сначала этот Костик… Чтоб ему пропасть! Черт, и вообще мне все это кажется безумием. Кому и зачем я понадобился? У меня же ничего нет. Неужели им так нужна эта старая квартира?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Может, и нужна, а может, тут что-то другое. Я знаю только одно — нет ничего непоправимого. Кроме смерти. — Она помолчала, потом достала из сумочки какой-то сверток и положила ему на колени. — Держи, здесь пятнадцать тысяч. Возможно, они дадут отсрочку, а мы за это время что-нибудь придумаем.

Вадим повернулся к ней и с нежностью прикоснулся ладонью к ее щеке.

— Ты боишься за меня?

Юля кивнула.

Он потянулся и поцеловал ее в губы. Она ответила, в один миг все ему простив. Это было глупо, нерационально, но иначе она бы просто задохнулась от переполнявшего ее чувства обожания. Его лицо, глаза, брови, мужественный подбородок, руки — казалось, все было таким же, как и у остальных парней, но у нее внутри сидела какая-то батарейка, которая, как в гипотетической замкнутой электрической цепи, не давала затихнуть странным, волнующим колебаниям в душе именно из-за Вадима.

— Если бы я сама не обзывала тебя собственником, то каждый раз повторяла бы: «Мой! Мой! От кончиков волос до пальцев ног — мой! Каждая мышца, каждая впадинка, каждый сантиметр кожи — все это безраздельно мое! И никуда ты от этого не денешься. Пусть хоть весь мир рухнет, все равно! Потому что у меня есть другой мир — это ты!», — произнесла она, задыхаясь.

— А мне безразлично, как ты меня обзываешь. Скажи…

— Ты же знаешь.

— Нет, — улыбнулся он.

— Ты мой.

— Собственница.

— Все равно ты мой. Я знаю, мужчин пугают такие слова. Это все потому, что они не знают секрета.

— Какого?

— Многие живут, не зная его. Не желая ни знать, ни видеть. И оттого они всю жизнь несчастны, потому что не понимают друг друга, словно говорят на разных языках. Они удивляются, почему, когда все было так хорошо, все вдруг рушится. Они мучают, унижают друг друга, пытаясь разобраться, и расходятся, так и не найдя ответ. — Юля помолчала, а потом, видя его непонимание, продолжила: — Даже когда все вокруг очень-очень плохо, я, к примеру, скажу, что все будет хорошо, ты мне поверишь. Просто поверишь. Тогда это значит, что ты знаешь секрет. Наш с тобой секрет. Это когда ты видишь то, что вижу я, и чувствуешь то, что чувствую я; когда веришь всему и ни в чем не сомневаешься; когда вот здесь, — она прикоснулась к его груди, — тепло оттого, что твой секрет знает только один человек, и ты видишь этот секрет в его глазах. И ты готов ради этого человека на все.

— Тогда скажи мне что-нибудь. Пожалуйста, — попросил он.

— Нет. Ты скажи, — потребовала она.

После долгой паузы он тихо произнес:

— Все будет хорошо, Юля. Я люблю тебя.

Она жадно всмотрелась в его глаза, словно искала в их глубине истину и смысл жизни.

— Я тебе верю. И это наш с тобой секрет, верно? И прошу тебя, не обижай меня больше, — попросила Юля, прижимаясь к нему.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ