Люби меня в полдень (ЛП)

— Как мило с его стороны, — заметила Амелия, обращаясь к Беатрис, пока они наблюдали, как граф выводит Кэтрин в центр зала, чтобы влиться в ряды танцующих пар. — Я заметила, он всегда делает на публике какой-нибудь жест в сторону Хатауэйев, который свидетельствует о его уважении и одобрении. И потом уже никто не осмеливается игнорировать нас или выказывать пренебрежение.

— Думаю, ему нравятся необычные люди. Он сам совсем не такой правильный, непогрешимый, каким его многие воспринимают.

— Леди Уэстклиф сказала то же самое, — улыбаясь, ответила Амелия.

Готовые сорваться с губ Беатрис слова так и не были произнесены, потому что она заметила прекрасную пару в дальнем конце зала. Кристофер Фелан разговаривал с Пруденс Мерсер. Чёрно-белый наряд шёл ему, как никому другому. Кристофер был в нём просто ослепительно хорош собой. Он носил одежду с природной лёгкостью, и хотя стоял в расслабленной позе, спина его оставалась прямой, а плечи расправленными. Хрустящая белизна его накрахмаленного галстука контрастировала со смуглой кожей, а свет канделябров играл в золотисто-бронзовых волосах.

Проследив за её взглядом, Амелия приподняла брови.

— Какой привлекательный мужчина, — сказала она и перевела своё внимание обратно на Беатрис. — Тебе он нравится, правда?

Прежде чем Беатрис удалось собраться с мыслями, она послала сестре взгляд, полный страдания. И опустила глаза:

— Сколько раз в прошлом я могла бы увлечься представителями противоположного пола. И всё было бы правильно, пристойно и не сулило проблем. Но нет, я должна была дождаться кого-то особенного. Кого-то, кто заставит моё сердце биться так, словно его растоптало стадо слонов, или бросили в Амазонку на съедение пираньям.

Улыбка Амелии была полна сочувствия. Её одетая в перчатку рука скользнула по руке Беатрис:

— Беа, дорогая, тебя утешит то, что описанное тобой чувство влюблённости на самом деле совершенно нормально?

В ответ Беатрис приподняла ладонь и пожала руку сестры. С тех пор, как их мать умерла, когда Беатрис было двенадцать лет, Амелия стала для неё источником бесконечной любви и терпения.

— Это называется влюблённостью? — услышала она свой тихий голос. — Странно, но мне кажется, что всё гораздо хуже. Как будто смертельное заболевание.

— Милая, я не знаю. Трудно различить влюблённость и любовь. Со временем всё прояснится.

Амелия помолчала немного.

— Ты его привлекаешь, — проговорила она. — В тот вечер мы все это заметили. Почему бы тебе не поощрить его ухаживания?

Беатрис почувствовала, как перехватило горло.

— Я не могу.

— Но почему?

— Я не могу объяснить, — печально ответила Беатрис. — Могу лишь сказать, что я его обманула.

Амелия с удивлением посмотрела на сестру:

— Это совсем на тебя не похоже. Ты последняя, кого я могла бы заподозрить в склонности ко лжи.

— Я совсем не собиралась его обманывать. И он не знает точно, что это я его обманула. Но он меня подозревает.

— Господи, — Амелия нахмурилась, пытаясь осмыслить это противоречивое высказывание. — Ну, ладно. Всё это как-то запутанно. Может, тебе следует довериться ему. Возможно, он удивит тебя в ответ. Как там обычно говорила наша мама, когда мы делали всё, чтобы вывести её из терпения? «Любовь прощает всё». Помнишь?

— Конечно, — отозвалась Беатрис. Она ведь даже написала это изречение в одном из писем Кристоферу. Её горло судорожно сжалось. — Амелия, я не могу сейчас об этом говорить. Или я начну рыдать и свалюсь на пол, как подкошенная.

— О, боже, только не это. Кто-нибудь может на тебя наступить.

Молодой человек подошёл к Беатрис, чтобы пригласить её на танец, и избавил этим самым от продолжения разговора. И хотя у Беатрис в тот момент настроение было совсем не для танцев, отказаться танцевать на частном балу было бы проявлением крайне дурных манер.  Если  для отказа не было правдоподобного и очевидного предлога, вроде сломанной ноги, следовало соглашаться.

К тому же, танцевать с именно этим джентльменом было нетрудно. Мистер Тео Чикеринг был симпатичным и любезным молодым человеком. Беатрис уже встречалась с ним во время своего последнего сезона в Лондоне.

— Вы окажете мне честь, мисс Хатауэй?

Беатрис послала ему улыбку.

— С удовольствием, мистер Чикеринг.

Выпустив руку сестры, она последовала за юношей.

— Вы сегодня очаровательны, мисс Хатауэй.

— Благодарю вас, вы очень добры, сэр.

Беатрис надела своё лучшее платье, фиолетового цвета, из блестящей материи. Его низкий лиф открывал взору её нежную светлую кожу. Волосы были завиты и забраны наверх при помощи жемчужных шпилек — её единственного украшения.

Почувствовав, как покалывает у неё затылок, Беатрис быстро огляделась вокруг. Её взгляд сразу же встретился с парой холодных серых глаз. Кристофер пристально смотрел прямо на неё, на губах не было и намёка на улыбку.

Чикеринг грациозно закружил её в ритме вальса. Завершив полный круг, Беатрис посмотрела через плечо, но Кристофер больше не обращал на неё внимания.

По правде говоря, он больше ни разу не посмотрел в её сторону.