Он завладевает моим ртом в поцелуе, который я чувствую каждой клеткой своего существа. Мои глаза изумленно распахиваются. Я пытаюсь его оттолкнуть, но он, отпустив мою талию, погружается пальцами в мои волосы и притягивает к себе с такой силой, словно хочет сплавить нас воедино. Он вжимается губами в мои, поцелуй становится более глубоким и жадным. Его язык, готовый покорять и брать, брать, брать, проталкивается за мое сопротивление, и когда он бесстыдно, неумолимо сплетается с моим языком, я не могу больше двигаться. Я не могу больше думать. Шок и злость медленно тают. Этот человек, насилующий мой рот и мои чувства, превратил меня в безвольную куклу. Где-то внутри моей головы слабый, но мудрый голос призывает меня остановиться, потому что это неправильно, просит прервать поцелуй, пока он не поглотил меня.
Но я его игнорирую.
Потому что, пока рот незнакомца продолжает терзать мои губы, меня охватывает желание, шокирующе сильное, необъяснимое, острое. Я понимаю, что тоже целую его, что хочу большего… Пока он не отстраняется, словно я его обожгла.
— Черт меня подери, — произносит он. Яркий взгляд блуждает по моему лицу, по губам, щекам и глазам. Подняв дрожащую руку, он проводит ею по волосам. Потом, словно вдруг вспомнив, где мы находимся, медленно усмехается, забрасывает мне на плечо свою руку и поворачивается к оравшей на меня даме.
Пытаясь собраться с мыслями, я ошеломленно моргаю. Это что сейчас было?
— Марго, — обращается он к женщине в черном и, подмигнув мне, снимает с моих плеч свою руку. Вот она — возможность сбежать. Однако не успеваю я сделать и шага, как он, препятствуя моему отступлению, по-хозяйски приобнимает меня за бедро.
— Даже не думайте, — шепчет он, после чего наклоняется и проводит губами и кончиком носа от моего уха и до плеча. От его ласки я покрываюсь мурашками, все мое тело начинает звенеть.
— Вижу, ты уже встретилась с моей спутницей, — говорит он Марго, голос звучит уверенно, ровно.
Она складывает руки на груди — так, что золотые браслеты на ее тонких запястьях впиваются в кожу — и что-то отвечает ему на французском.
Пока я смотрю на своего французского кавалера, то, ошарашенная, потрясенная до глубины души, делаю пренеприятнейшее открытие: он чрезвычайно хорош собой — хотя своей смуглой внешностью походит, скорей, на злодея, чем на рыцаря в сверкающих доспехах. Его лицо не должно быть столь грешным, а тело столь мужественным. Все в нем — от широких плеч до носа с горбинкой и чувственных губ — создано для того, чтобы ставить женщину на колени, чтобы до беспамятства ее совращать. Он — опасность, приглашающая тебя поиграть, и его приглашение может принять только дура. Или, наоборот, только дура может его не принять.
— Естественно, я ее знаю. Она же со мной, — отвечает опасность опять на английском. Он переводит взгляд на меня — голубые глаза сверкают на смуглом лице — и, ухмыльнувшись, отвешивает моей заднице короткий шлепок. — Верно, красавица?
— Верно. — Яростно покраснев, я награждаю его убийственным взглядом. Он хмыкает, в его глазах пляшет смех. — Прости, что опоздала, — говорю я, сладко ему улыбаясь, потом чувствительно щипаю за бок и, когда он, дернувшись, прячет вопль боли за кашлем, опять улыбаюсь — на сей раз настоящей улыбкой.
— Очень сильно —
— А теперь, если ты извинишь нас, Марго, мне нужна минута наедине с моей любимой малышкой, — говорит он, еле сдерживая смех на последних словах.
Марго выглядит сбитой с толку нашим взаимодействием. Взгляд ее прищуренных глаз перепрыгивает с меня на него и обратно — она явно не купилась на выдумку. Качнув головой, она закатывает глаза.
— Как скажешь. Только, когда наиграешься, проследи за тем, чтобы она ушла, — с сарказмом говорит эта вредная женщина на английском —
Незнакомец берет меня под руку и уводит вглубь галереи, где, кроме нас двоих, никого больше нет.
— Вы что, ненормальный? — Дрожа от возмущения, я выкручиваюсь из его хватки. — Зачем вы это сделали?
И вижу, что в довершение ко всему этот роскошный безумец явно доволен собой.
— Полегче, красавица. Я, вроде бы, только что спас вашу шею.
— Но… —
— Обращайтесь, — добавляет он дерзко, дернув краешком рта.
— Но вы
— Вы,