Люби меня всего

Через почти полмили, дорожка устремилась в сторону лесистой зоны. Мы решили развернуться и вернуться к машине, оставаясь там, где было освещение.

По гавани медленно двигался большой танкер, и когда мы развернулись, он оказался достаточно близко, чтобы мы решили остановиться и посмотреть, как он продвигается через ледяную воду. Когда мы снова облокотились на перила, я положил руку на плечи Орина и побудил его подвинуться ближе.

Шаг за шагом.

Когда близость стала более комфортной, он прижался ко мне, и я поцеловал его в макушку. Хоть мне и хотелось исследовать с Орином миллион вещей, я очень гордился ежедневными успехами между нами.

— У меня новое задание для занятия по письму, — прошептал он. — И я не знаю, что с этим делать.

Тишина висела так долго, что я удивился, когда он заговорил.

Отвернувшись от воды, я опустил руку и прижался к перилам бокам, стоя лицом к нему.

— Что ты имеешь в виду?

Он выдохнул, и я наблюдал за паром в воздухе, в то время как Орин обнял себя руками.

— Ну, нам сказали написать м-мемуары о нашем детстве на п-пять тысяч слов. Не думаю, что я могу это сделать. В-в смысле могу, но… — он ущипнул себя за переносицу и на мгновение зажмурился, прежде чем продолжить. — Что мне делать, Вон? Я е-едва помню своё детство. То, что я знаю, о-обрывисто и разбито. Ничего не соединено и н-не похоже на настоящую жизнь. Всё в дырах. М-мне плохо даже при мысли об этом и… — он вздохнул и надавил костяшкой пальца на свой глаз, после чего покачал головой. — Н-не бери в голову. Мне не с-следовало поднимать эту тему.

У меня внутри всё рухнуло, пока он пытался объясниться, и когда он снова замолчал, я пытался понять, что делать. Что сказать. Его прошлое было запретной территорией — или, по крайней мере, я так это воспринимал и никогда не давил, зная, какую правду оно может таить. Это был первый раз, когда он ссылался на прошлое прямо.

Его напряжение росло с каждым проходящим мгновением, и навязчивое потирание глаз превратилось в массирование висков и потирание ладонями щёк. Были знаки, которые я узнавал. Оттянув его руки от лица, я развернул его спиной к перилам, стоя перед ним. Я обхватил его лицо руками и твёрдо удерживал, побуждая его смотреть мне в глаза.

— Оставайся со мной, Орин. Сосредоточься на мне и просто дыши.

Я его потеряю, и я это знал. Его дыхание сбивалось, и я не был уверен, слышит ли он меня. Он прикасался к своему лицу и вискам, зажмуривал глаза и качал головой, будто чтобы избавиться от нежелательных мыслей, которые всё росли, а не уменьшались. Я вообще мог это предотвратить?

— Ты не обязан делать что-то, отчего тебе некомфортно. Никто не заставляет тебя писать на тему, с которой ты не можешь справиться. Орин, посмотри на меня. Слушай. Ты слушаешь?

Он открыл глаза и хмуро посмотрел на моё лицо, беспокойство исказило каждую черту его лица.

Но он кивнул. От нашего контакта его дыхание выровнялось, и хоть его взгляд лихорадочно метался по моему лицу, он заметно успокоился.

— Мистер Джексон понимает твоё состояние. Ты сказал всем своим профессорам. Я уверен, он позволит тебе немного отойти от задания. Ты не обязан искать причины, он должен уважать твоё личное пространство и понимать.

Орин кивнул, и его маниакальная суматоха уменьшилась.

— Н-нам не нравится туда возвращаться. В п-прошлое. Терапия невероятно сложная, н-но чтобы писать…

То ли дело было в том факте, что моё сердце так сильно болело за него, то ли мне хотелось всё наладить и силой вытянуть его из этих ужасных мыслей, я не знал. Не дав ему закончить, я столкнул наши губы и поцеловал его, крепко прижимая его спиной к перилам и обвивая его руками, намеренный больше никогда не позволить чему-либо причинить ему боль. Намеренный остановить поток мыслей и напряжения, прежде чем это зайдёт слишком далеко.

Всё получилось иначе.

Любой обычный человек был бы ошеломлён и замолк бы от моего действия — что и было целью. Однако, с этим решением логика решила меня подвести, и вместо того, чтобы показать Орину, как неистово я забочусь о нём и хочу его защитить, я толкнул его прямо за край, от падения с которого спас его всего мгновение назад.

Краткой секунды было слишком много, чтобы я понял ошибочность своих действий, и когда спина Орина ударилась о перила, и я вовлёк его в удушающий поцелуй, он взорвался.

…или, скорее, взорвался Рид.

Толчка в мою грудь было достаточно, чтобы я споткнулся и чуть не потерял равновесие на скользкой земле. Размахивая руками, я смог удержаться на ногах и перевёл растерянный взгляд на Орина — нет, на Рида.

Он вытер губы тыльной стороной ладони и развернулся, чтобы сплюнуть за перила, после чего бросил мрачный взгляд обратно на меня.

Он поднял палец и открыл рот, чтобы заговорить, но вместо этого сжал губы и стиснул руку в кулак, прежде чем повернулся обратно к воде и провёл губами по своему шарфу.

— О чём ты думал, чёрт возьми? — спросил он, сжимая рукой перила и нагибаясь вперёд, делая несколько глубоких вдохов.

— Я целовал своего парня, вот, о чём я думал.

— Скорее нападал или душил. Я говорил тебе отвязаться. Прими это и уходи.