Люби навсегда

По словам Давида Самойлова, Юрий Окунев всегда говорил об Илье Сельвинском с особой теплотой, потому что именно Сельвинский «много сделал для творческого становления поэтов военного поколения, в том числе и для становления Окунева. Не все ответили ему такой верной памятью, как влюбленный в него ученик»[5]. Это подтверждают две надписи, сделанные И. Л. Сельвинским в разные годы (даты не указаны) и бережно хранимые отцом всю жизнь: первая – на фотографии: «Милому Юрию Окуневу с верой в его дарование. И. Сельвинский»; вторая – на открытке: «Дорогой друг! Завидую Вашей мобильности. Вы живете полной жизнью поэта и, судя по письму, счастливы. Спасибо за память обо мне. Я всегда считал Вас одним из самых близких мне моих учеников. Жду Вас и Ваших стихов. Ваш Илья Сельвинский».

И. Л. Сельвинский заботливо наблюдал не только за творческим становлением учеников, но и за творческим ростом своих бывших студентов.

В июне 1967 года Илья Львович написал вступление к книге Юрия Окунева «Лирика прежде всего», и там есть такие строки: «Голос Окунева явно возмужал. В нем появилась медь.

У Юрия Окунева – лысинка, лицо обрело морщины. А стихи? Это все та же «лирическая лирика», без которой немыслим пейзаж души этого поэта. Я легко представляю его за студенческой партой даже сейчас – столько в нем юношеского, даже детского восторга и удивления перед чудом жизни…

Окунев пишет о разном… Но главная тема его поэзии – любовь.

…Любовь поглощает все существо поэта:

«Я очень, очень занят. Я влюблен…»

Сельвинскому вторил Михаил Луконин: «Искренность и влюбленность – основные свойства этого человека и поэта»[6].

Все, о чем говорилось выше, подтверждает и необычное письмо отцу Льва Озерова (май 1967 г.). На сообщение Юрия Окунева о новой любви Озеров дает оригинальный отклик в стихах. Вот несколько строк из него:

Главное уже совершилось:
Вы ее встретили.
При чем здесь вторые лица и третьи,
Милость ее или немилость,
И что говорят вокруг,
И о чем помалкивают…

Письмо старшего друга явилось не только поддержкой поэту, но и вдохновило на создание нового стихотворения, которое было посвящено Льву Озерову. Первые две строчки из письма стали эпиграфом к этому стихотворению.

В дни юбилеев на отца обрушивался град поздравлений. Поэты Грузии и Татарии очень ценили его как переводчика поэзии, но не меньше ценили и его человеческие качества, называя Юрия Окунева своим другом и братом.

И в шутку, и всерьез поэты характеризовали отца по-разному, но чаще мнения совпадали. Так, не сговариваясь, Тамара Жирмунская, Марк Лисянский и Всеволод Азаров назвали Юрия Окунева рыцарем поэзии, а Давид Кугультинов уточнил – последним рыцарем. Позже, уже после смерти отца, Евгений Евтушенко, обращаясь в телеграмме к волгоградским любителям поэзии, написал, что Юрий Окунев – ее бескорыстный рыцарь, а в одной из своих публикаций добавил, что он был «бескорыстным романтическим служителем поэзии, которая являлась единственным содержанием его жизни»[7].

Этот повтор эпитета не случаен: бескорыстие – одна из важнейших черт отца.

Но имелось еще одно звание, выражающее не только особенность характера, манеру поведения, но и самую суть личности поэта Юрия Окунева.

С юности друзья называли отца Дон Кихотом, Михаил Львов – вечным Дон Кихотом, а Маргарита Агашина – великим волгоградским Дон Кихотом, что нашло отражение в ее стихах:

Пусть именами более высокими
И площадь назовут, и теплоход,
Но все равно живет на свете Окунев —
великий волгоградский Дон Кихот.

Эти строки были написаны в 1961 году. Первого марта Маргарита Агашина пришла на день рождения отца вместе со своим мужем, поэтом Виктором Уриным. Они принесли в подарок мини-столик для газет, который можно было использовать и как мини-тумбочку с ящичком для лекарств. И вот на этом столике-тумбочке поэты написали каждый свою строфу-посвящение. Позже, в 1966 году, Маргарита Агашина вышьет эти стихи на скатерти и также подарит отцу. Теперь эта скатерть хранится в краеведческом музее Волгограда. Тот столик-тумбочка еще цел, но надписи на нем уже читаются с трудом.

Строфа-посвящение Виктора Урина – совершенно иная. Она отразила силу поэтического темперамента Юрия Окунева:

Поэзия – архипелаг
И ты, как остров, Юрий Окунев.
Твоя душа кипит, как флаг,
До ярости, до боли, до крови.

(где-то в XX веке)

На все «почетные звания», которыми награждали Юрия Окунева поэты, отец реагировал с доброй улыбкой и легкой иронией. Он воспринимал шутки друзей как продолжение игр юности.

Озорные посвящения Юрию Окуневу присылал в письмах и Николай Глазков. Отец всегда смеялся, читая эти «хулиганские» послания.