Любящие сестры

Энни наблюдала, как раввин, приятный сорокалетний мужчина в белом одеянии с короткой темной бородой, занес какое-то приспособление, похожее на хирургический зажим, над маленьким пенисом ребенка и отрезал одним точным ударом крайнюю плоть. Она услышала, как рядом с ней Сара, мать ребенка, всхлипнула, и краем глаза увидела, как она спрятала свое бледное, искаженное от страха лицо за плечо своего мужа. Энни внутренне содрогнулась. Она понимала, что сейчас ощущала Сара… Ей очень хотелось, чтобы сейчас не ее ребенок, а она сама ощущала эту боль.

Энни понимала, что то же самое она чувствовала по отношению к Лорел – во всяком случае, раньше. Сейчас же каждый раз, когда она смотрела на большой живот Лорел, любовь и нежность, которую она ощущала, заглушались приступами гнева. Она все еще не могла заставить себя простить сестру. Если бы не Лорел, то они с Джо были бы вместе. А Лорел, черт бы ее побрал, не испытывала даже угрызений совести. Посмотрите на нее, – думала Энни, – она рада, что мы с Джо разошлись. И ее не волнует, что мне очень больно. И по тому, как она себя ведет, можно подумать, что это ребенок Джо».

– Посмотри, какой он храбрый. Почти не плакал, – шепнула Ривка Энни.

Энни видела, как священник спокойно забинтовал пенис ребенка кусочком марли и ловко обернул его чистой пеленкой. Он передал ребенка дедушке Эзре и начал напевать молитву, переступая с одной ноги на другую.

Взгляды присутствующих двадцати человек были устремлены на маленького главного героя этого представления, и только Энни смотрела на сестру, стоящую сбоку, чуть поодаль от основной группы людей, столпившихся вокруг покрытого скатертью стола в середине комнаты Ривки. Лорел выглядела изможденной и угрюмой. Думала ли она сейчас о том, что, возможно, никогда не будет держать своего ребенка так, как Сара, прижимающая к себе маленького Юсселеха.

Несмотря на все то, что творилось у нее внутри, Энни хотела подойти к сестре. Как ужасно она, наверное, себя чувствует! Энни очень хотелось бы вернуть все обратно, чтобы сейчас все было по-старому и она могла бы подойти к Лорел, как делала это, когда сестра была еще ребенком.

Затем на нее опять нахлынула волна горечи. И она в тысячный раз спросила себя, почему Лорел хотела сделать ей больно и сказала, что это ребенок Джо.

Почему?

К Лорел подошла Долли, встала рядом и обняла ее за худые плечи. Энни почувствовала приступ ревности. А может, это была обида? Это она, а не Долли, должна жалеть Лорел, успокаивать ее. Но почему она не может сделать этого? Почему не может простить Лорел? Почему не может поверить тому, что все время утверждает Лорел, что она бы сказала ей правду о Джо, если бы Энни не бросилась бежать, даже не выслушав ее?

Она наблюдала, как Лорел уткнулась головой в плечо Долли и ее длинные волосы упали на лицо и закрыли его. Может, она плачет? Энни чувствовала себя так, как будто это над ней, а не маленькому Юсселеху совершили обрезание, но только ей сделали надрез на сердце, и от этого остался маленький шрам. Медленными и нетвердыми шагами она начала пробираться по маленькой комнате, заполненной главным образом бородатыми мужчинами в темных мягких шляпах и женщинами, одетыми в платья с длинными рукавами. В комнате было огромное количество детей разных возрастов, от младенцев, ползающих под ногами, или передвигающихся нетвердой походкой и постоянно ударяющихся о ее колени малышей до маленьких мальчиков и девочек, играющих в машинки и волчки на полу.

Это было огромной глупостью приводить сюда Лорел. Энни должна была предвидеть, что Лорел будет очень тяжело видеть всех этих счастливых детей. Это лишний раз напомнит ей о том, что она потеряет.

Лорел выглядела ужасно, но Энни не могла заставить себя подойти и успокоить ее. Почему Долли так бесцеремонно вмешивается? И что она здесь делает? Ривка и Долли не были близкими друзьями. Они просто знакомы. Возможно, Долли пригласила себя сама.

Энни остановилась, едва не наступив на толстого светловолосого ребенка в голубом вельветовом комбинезоне, который старался влезть на ножку журнального столика.

Она сказала себе, что Долли просто пыталась быть доброй. Она не произнесла ни единого слова упрека, когда узнала, что Лорел беременна, и всегда с готовностью возила ее к врачу, или в магазин за тканями для шитья, или же за карандашами, пастелью и бумагой для рисования.

Было бы лучше, если бы Долли появлялась не так часто. Да и щедрость ее была чрезмерной. Даже доброта может быть чрезмерной, подобно тому, как от слишком большого количества сладостей вас может начать тошнить.

И все же где-то в глубине души ей очень хотелось, чтобы Долли приласкала и ее тоже. Она думала о том, как было бы сейчас хорошо прижаться щекой к большой мягкой груди Долли и ощутить на волосах теплое поглаживание ее пухлой руки.

Когда она пробралась в ту часть комнаты, где стояли Лорел и Долли, они уже двинулись вперед по темному коридору, ведущему в спальни. Энни на минуту остановилась, а потом последовала за ними.