– Большинство американцев, если они и узнали из газет о приезде русского поэта, думали о нем лишь как о муже их соотечественницы. А сколько тягостного и даже оскорбительного было для Есенина в его тщетных попытках добиться издания его стихов на английском языке, в провале надежд на то, что наконец-то он предстанет перед американцами человеком творческим, а не просто молодым спутником Айседоры Дункан, неизвестно на что расходующим свои дни,
– вспоминает М. О. Мендельсон в своей работе «Встречи с Есениным».– За время пребывания Есенина и Дункан в США мне довелось их видеть еще несколько раз,
– пишет М. О. Мендельсон. – Однажды Айседора Дункан выступала перед рабочими в убогом театрике, вернее, жалком клубном помещении. Перед состоятельными зрителями, которые могли ходить на дункановские вечера в обширном зале «Карнеги-холл», танцовщица куда полнее сумела раскрыть свое дарование. Но в этом клубе (обычно здесь проводились собрания членов прогрессивных организаций), куда пришли нью-йоркские труженики, танцовщице выступать было трудно: слишком тесна была сцена. Зато рабочие лучше уловили присущее искусству Дункан революционное начало, связь творчества этой актрисы с духом Октября.По поручению газеты «Новый мир» я присутствовал в клубе, был за кулисами. Здесь же бродил Есенин. Из зала доносились музыка и восторженные аплодисменты.
Поэт показался мне даже более возбужденным, чем в тот день, когда я видел его в отеле. (В первый раз М. Мендельсон посетил Есенина вместе с Д. Бурлюком.) Он не мог спокойно ни сидеть, ни стоять. Меж тем место за сценой, остававшееся в распоряжении Есенина, было совсем маленьким – еще шаг, другой, и его увидели бы из зрительного зала. От немногих людей, которые, как и поэт, находились за кулисами, он не мог (да, видимо, и не хотел) скрыть свои чувства. А лицо Есенина говорило о том, что на душе у него было тяжело.
А потом перебрались мы с Айседорой в Нью-Йорк,
– делится впечатлениями от недавнего путешествия сам Сергей Александрович (слова его любезно записал для нас Всеволод Рождественский). – Америки я так и не успел увидеть. Остановились в отеле. Выхожу на улицу. Темно, тесно,неба почти не видать. Народ спешит куда-то, и никому до тебя дела нет – даже обидно. Я дальше соседнего угла и не ходил. Думаю, заблудишься тут к дьяволу, и кто тебя потом найдет?
Здесь, так же как и в Берлине, и Париже, Есенин завел себе привычку уходить и пропадать невесть в каких барах часы, а иногда и дни. Нет, он не пытался снять себе другой номер, как это бывало в Германии, или уйти в поля. Айседора сходила с ума, придумывая, что еще могло случиться с ее благоверным.
Вот записка, полученная ею в Нью-Йорке от супруга.