Любимая

– Расизм? – спросил Дэмьен.

– Обжиматься, – процедила Афродита.

– Богинечка милосердная, твои глаза! – Стиви Рэй бросилась к Афродите и бережно дотронулась до ее лица. – У тебя недавно было видение. Как ты? Пришла в себя?

– Скоро приду. Я тоже рада тебя видеть.

– Постойте, так, значит, вот из-за чего наш сюрприз был сорван! – воскликнул Дэмьен. – У Афродиты было видение. – Он посмотрел на меня. – Причем настолько плохое, что ты решила собрать всех здесь.

– Да, – только и смогла выдавить я.

– Все плохо? Сколько баллов по шкале «хорошо – плохо», если «хорошо» – это обнаружение настоящих живых единорогов, а «плохо» – Кенет Чесни, навсегда потерявший голос? – спросила Стиви Рэй.

– Примерно как если бы Кенет Чесни никогда не родился, – мрачно процедил Старк.

– Давайте все сядем, – предложила я, когда в зал вошли Ленобия и Крамиша и наша поэтесса-лауреат плотно затворила за собой дверь.

– Вот дерьмо, – прошептала Стиви Рэй, в точности копируя меня.

Глава седьмая

Зои

– Итак, сейчас вы все получите копии стихотворения, которое Крамиша принесла мне сразу после того, как я пробудилась от сна, посланного Калоной.

Я вкратце пересказала членам Совета свой сон, пока Крамиша раздавала всем присутствующим копии своего поэтического пророчества.

– Думаю, нам было бы нелишне получить и копии дневника Неферет, – заметила Ленобия. Официально она не была членом Высшего вампирского совета, но мы настолько уважали ее за мудрость и ценили ее мнение, что всегда приглашали на свои собрания. – Уверена, он заслуживает самого внимательного прочтения. Калона прав: если нам предстоит новая схватка с Неферет, то знание даст нам дополнительное преимущество.

– Дополнительное? – переспросил Старк.

Ленобия одарила его ангельской улыбкой.

– Ах, Старк, ты меня удивляешь. – Ее огромные серые глаза встретились с моими. – Зои Редберд, в чем наша главная сила?

– В любви, – не задумываясь ответила я. – Только в любви.

– Совершенно верно, – кивнула Ленобия.

– Можно задать вопрос? – Рефаим поднял руку как примерный ученик.

– Конечно. И тебе совсем не обязательно поднимать руку, – ответила я.

– Ты уверена, что на Капри тебя посетил мой отец?

– Вообще-то, да. Я бывала там раньше, он – тоже: я хочу сказать, в моих снах. Можешь мне поверить: каждое посещение твоего отца намертво запечатлено в моей памяти! Такое не забудешь.

– Почему? Эти визиты оставили негативное впечатление? – уточнил Рефаим.

Я смущенно закашлялась, вспомнив разговоры, которые мы вели с Калоной.

– В целом да, весьма негативное.

– И оно создалось по вине моего отца?

– Рефаим, если хочешь что-то сказать, говори прямо, – вскипела я. – Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Поверь, я не хотел тебя оскорбить, – пробормотал Рефаим, опуская глаза. Было видно, что он испытывает не меньшую, если не большую, неловкость, чем я.

– Ради богини! – взорвалась Афродита. – У нас нет времени ходить вокруг да около, боясь задеть ваши нежные чувства! Выкладывай, что у тебя на уме, Пернатый.

Рефаим перевел глаза с Афродиты на меня, потом с усилием кивнул.

– Я хочу сказать вот что. Мой отец часто навещает меня во сне, но он никогда не делает этого в тех местах, которые связаны у меня с плохими воспоминаниями о нем. Однажды я спросил его, почему он постоянно посещает меня в новых местах, где ни он, ни я никогда не бывали. Отец ответил, что ему ненавистны воспоминания о том времени, когда он был поглощен Тьмой.

– Постой, постой… Ты хочешь сказать, что за весь прошлый год Калона никогда – ни разу! – не посетил тебя во мне в том месте, где когда-то сделал что-то плохое? – переспросила я, превозмогая жуткий холод, пробежавший по моему позвоночнику.

– Именно это я и говорю, – кивнул Рефаим. – И еще я хочу передать тебе слова, которые сказал мне отец. Он сказал… – Рефаим помолчал, наморщив лоб, потом медленно процитировал: – «Сын мой, я никогда не возвращаюсь в прошлое. Мне невыносимы воспоминания о том, что я позволил сделать Тьме, овладевшей мною».

– Но, Рефаим, послушай… может быть, ты позвонишь Калоне и спросишь его, почему он посетил меня именно на Капри, в том самом месте, которое определенно относится ко времени его пребывания во Тьме?

Рефаим улыбнулся какой-то смущенной мальчишеской улыбкой.

– Я не звоню Калоне, а посылаю ему свои молитвы.

– Постой, постой. Значит, ты уподобляешь Калону божеству, которому поклоняешься? – сдвинул брови Дэмьен. – Мне кажется, это неправильно.

– Мой отец, конечно, не бог, однако он умер. Дэмьен, неужели ты не веришь в то, что наши любимые, навсегда ушедшие от нас, слышат наши молитвы?

Я заметила, что лицо Дэмьена сначала стало мертвенно-бледным, а потом залилось счастливым ярким румянцем.

– Я всегда на это надеялся, но… – Дэмьен вскочил со своего стула, бросился к Рефаиму и крепко обнял его. – Огромное тебе спасибо за это! – Он улыбнулся, быстро вытер глаза и вернулся на свое место за круглым столом.

Старк, Афродита, Дарий и я молча смотрели на счастливое лицо Дэмьена. Я догадывалась, о чем думают мои друзья, и до дрожи ненавидела себя за то, что мне придется отнять у Дэмьена эту радость.