Тогда Шони схватила меня за руку и очень сильно потянула.
– Вперед!
Я сбросила с себя оцепенение и побежала. Мы снова очутились в вестибюле. Выскочив наружу, я увидела, что Маркс и Браунстон стоят посреди улицы, растерянно озираясь по сторонам. Старк, успевший пробежать половину квартала, тоже остановился. Его было почти не видно в вихрях метели, но я разглядела, что он дважды повернулся вокруг себя, тяжело дыша.
Ничего. Кевин и его зомби бесследно исчезли.
– Где он? Куда он делся?
Маркс устало покачал головой.
– Ушел. Растворился в метели. Нужно позвонить в Атлас. – Он вынул рацию. – Атлас, доложите!
– Все кончено, – раздалось в ответ. – Никто не ушел.
– Они сдались?
– Нет, сэр. Они напали на нас. Мы защищались. Выживших нет.
У меня подогнулись ноги. Когда я пришла в себя, то поняла, что сижу на мраморном полу.
– Наши потери?
– Потерь нет.
– Вас понял. Возьмите автобус и заберите подлетков. Группа взрослых вампиров скрылась. Последний раз их видели, когда они следовали к Пятой улице. Они пешие.
– Вас понял! Сейчас буду на месте.
Маркс повернулся ко мне.
– Какого черта? Вы сорвали операцию, едва не погибли сами и чуть не погубили остальных!
Я подняла на него глаза.
– Там был мой младший брат, Кевин, красный вампир, который ими командовал. Это же Кевин,
И я разрыдалась.
Глава двадцать третья
Его разбудили два коротких отрывистых гавканья и звук рыданий. Он не сразу вспомнил, где находится, но потом увидел Инфанту. Она сидела на кровати Джека. «Кровать Джека? Кровать Джека!» Он все вспомнил. Реальность прогнала остатки сна.
Дэмьен выпрямился и проснулся.
Оказывается, он уснул в кресле перед постелью Джека. Открытая книга валялась у него на коленях. Он с трудом вспомнил, что вскоре после наступления рассвета Джек закрыл глаза и сразу же затих. «Он сделался совсем неподвижным, как мертвый».
Инфанта тявкнула снова, и Дэмьен встал и бросился к постели, не успев даже вспомнить об осторожности.
Другой Джек плакал.
Нет, не так.
Джек рыдал. Он обнимал Инфанту за шею, зарывшись лицом в ее мягкую шерсть, и рыдал так, что все его тело сотрясалось.
Дэмьен застыл, оглушенный смятением и состраданием.
«Неужели я целый день проспал в этом кресле? – ошеломленно подумал он. – Судя по всему, да».
– Джек! – Он осторожно приблизился к кровати, и Инфанта заскулила, преданно заглядывая ему в глаза, словно хотела сказать, что полностью разделяет его тревогу. – Что случилось?
Другой Джек поднял голову. Его лицо было мокрым от слез.
– П-посмотри… посмотри на время!
Совершенно сбитый с толку Дэмьен посмотрел на свои часы, моргнул, потом вытаращил глаза.
– Это… этого не может быть!
– Сколько? – всхлипнул Джек, сотрясаясь от рыданий.
– На моих двадцать пять минут девятого, утро, двадцать четвертое декабря. Но этого не может быть! Это значит, что рассвет наступил около часа назад, а значит, ты не можешь бодрствовать.
– Не должен, – шмыгнул носом Джек. – Но могу!
Дэмьен подошел к столу, схватил коробку бумажных салфеток и протянул их Джеку. Тот громко высморкался, вытер глаза и уставился на скомканную салфетку.
– Джек, я ничего не понимаю. Что происходит?
Джек поднял лицо и посмотрел на Дэмьена. Его глаза сияли, но в них не было ни следа багрового кровожадного голода и безрассудной злобы. Его глаза светились радостью.
– Мои слезы, Дэмьен! Они не кровавые! Смотри, это просто слезы.
Он протянул ему мокрую салфетку, но Дэмьен не нуждался в доказательствах. Он видел, какие чистые слезы бежали по щекам Джека.
– Твои слезы. – Колени Дэмьена подогнулись, он тяжело опустился на край кровати Джека. – Они прозрачные… Как ты себя чувствуешь?
Джек ответил ему застенчивой, светлой улыбкой, полной счастья.
– Я чувствую себя самим собой.
– Самим собой?
– Ну да! – кивнул Джек. – Именно так. Таким, каким я был, прежде чем мое тело отвергло превращение. До того, как ужасный, ненасытный голод пробудил меня из мертвых, превратив в красного подлетка, рекрутированного в Армию красных. Дэмьен, это чудо! Я снова стал самим собой!
– Иди ко мне, – сказал Дэмьен.
И Джек с готовностью бросился в его объятия. Их губы встретились, и на этот раз в их поцелуе не было ни робости, ни замешательства. Это был настоящий поцелуй: долгий, глубокий и страстный.
Дэмьен первый заставил себя отстраниться. Он прижимал Джека к своей груди, и между ними не было ничего, кроме защитного ожерелья бабушки Редберд, которое впивалось в кожу обоих.
– Бирюза больше не обжигает тебя, – прошептал Дэмьен, не веря, что все это происходит наяву.
– И я совсем не хочу тебя кусать! – Джек бережно дотронулся до щеки Дэмьена. Его ладонь легко и нежно скользнула по шее Дэмьена, задержалась ненадолго, потом опустилась на грудь и осталась там, накрыв собой бирюзовые бусинки. – Хотя… – на этот раз улыбка Джека была полна застенчивого лукавства, – пожалуй, я бы с удовольствием тебя укусил, но только не больно!
– Как это могло случиться?
– Не знаю. Но я настолько…