Читаем Любимая полностью

- А, Лептин, хромоногий наездник! - радостно и удивленно воскликнула она. - Прибрала, видать, тебя женушка к рукам, давно глаз не кажешь... А мои кобылки тебя вспоминали! Идем же скорей к ним!..

Еще не справившись с одышкой, Лептин замычал, мотая головой. Содержательница заведения дала волю возмущению:

- Чего кочевряжишься?! Не ты ли всех девочек моих перебрал?! Не ты ли их до полусмерти вымучивал за вонючие драхмы свои?!. Что, разонравились? И домом моим теперь брезгуешь?!. А знаешь ли ты, мерин хромой, что в этом заведении лишился целомудрия сам Сократ! Да, мне тетушка рассказывала!..

Лептин, услыхав ненавистное имя, поморщился.

- Старые враки!.. Ты мне лучше повитуху помоги найти.

Содержательница сперва выпучила на него глаза, будто оливой подавилась, потом хлопнула себя по крутым бедрам и расхохоталась.

- Уморил!.. - выдавила она, отходя от смеха. - У нас ли повитуху искать?!. А ребенок-то твой ли будет?..

Но видя плачевный облик Лептина, сжалилась:

- Ладно, пойдем - покажу, где повитуха живет... Только пока вожусь с тобой, не одного гостя поди провороню... Заплатишь мне, как за любовь. Понял?

Лептин и последнее готов был отдать...

Повивальная бабка оказалась не бабкой вовсе, а еще молодой статной женщиной, красота которой и в темноте ясна. Но Лептину было не до чужой красоты. Он вел повитуху во мраке к своему домишке, торопился, задыхался, боялся опоздать.

Услыхал крики жены - обрадовался: успели...

Повитуха пожурила Лептина, что не догадался воды согреть, он и занялся этим. А она принялась осматривать роженицу, ощупывать. Бедняжка ненадолго затихла в умелых руках.

- Говоришь, жена, а за дочку сойдет... повернулась повитуха к Лептину. Бедра-то вон какие узкие, тяжело будет рожать...

Сердце Лептина сжалось, лишь прокряхтел в ответ.

- Ступай пока во двор, - велела ему повитуха. Ты мне только мешать сейчас будешь. А понадобишься - позову.

Лептин тяжко вздохнул, вышел из дома, сел на лавку посреди дворика, запрокинул в небо тронутую сединой бороду. Там звезды висели - яркие, крупные. И взмолился им Лептин, всем богам Олимпийским взмолился:

- Не отнимайте любимую!..

Из дома опять донеслись стоны и крики, они стали уже почти непрерывными. Крики и стоны жены рвали сердце Лептина, он зажал уши ладонями, закрыл глаза, хотя в потемках в этом и не было надобности. Чтобы забыться, стал вспоминать...

Больше года назад кончилась его одинокая жизнь. А жил он раньше, как паук, не общался почти ни с кем, плел свои сети, выносил на продажу, норовил взять за них побольше, выручку с друзьями не пропивал, да и друзей-то не было, и вино-то в последний раз пил, когда родителей в одно лето отдал погребальному костру. Считал, что слабнут руки от вина, ловкость теряют - как сети плести? А они, сети, выходили у него что для рыбной ловли, что для ловли птиц, крепкими, легкими, лучше не сыскать. Только прибыли приносили ему немного. Потому и в "Дом услад" наведывался не так часто, как хотел...

Там-то, возле "Дома услад", он и встретил ту, что изменила его жизнь. Вышел из этого вертепа, чуя благостное опустошение, и увидал жмущуюся к стене девушку в бедном, как у рабыни, пеплосе. В свете красного фонаря разглядел, как тонки черты ее лица, будто из благородных она.

- Ты чего здесь?.. - спросил он грубо.

- Может, на работу возьмут?.. - тихо сказала девушка. - Нет у меня никого...

- А ты знаешь, что здесь за "работа"?

- Знаю...

Дрогнуло сердце угрюмого Лептина, когда представил, как будет трепетать, извиваться это хрупкое тельце в цепких объятьях гостей. Схватил девушку за руку и, ни слова не говоря, потащил за собой. Она от растерянности сперва не сопротивлялась, потом уперлась, как ослик, и даже за плечо Лептина укусила. И все - молча.

- Зубы-то побереги, пригодятся... - незло сказал он ей. - Я ж тебя не в кусты тащу и не на ложе свое!.. - усмехнулся даже. - Кабы ты в том доме, при "работе", кого укусила - ох и досталось бы тебе!.. Для тебя я другую работу подыщу.

- Какую?.. - прошептала, еще не веря, девушка.

- Будешь помогать мне вязать сети.

- Я не умею.

- Научу!.. Ну, еще по дому прибраться, ячменную кашу сварить...

- Вот это умею. Я у Сократа служила...

- У того самого, что ли? - Лептин слыхал о Сократе (да кто о нем в Афинах не слыхал!..), даже видел его не раз в окружении учеников на рынке, но философ ему не понравился, как всегда не нравятся говоруны молчунам.

- У того. Меня жена его невзлюбила, прогнала...

- За что?

- Да ни за что! Я Сократа полюбила...

Лептин сперва даже опешил, потом, обычно угрюмый, расхохотался.

- А лет-то тебе сколько? - спросил он сквозь смех.

Девушка смешалась, потом сказала:

- Ладно, тебе врать не буду. Двадцать третий пошел...

Лептин проглотил смех, уставился на нее недоуменно.

- Это я просто такая маленькая, моложе кажусь... Меня Сократ тоже любил...

- О Диоскуры!* - воскликнул Лептин. - Каких только чудес не бывает!.. А как зовут тебя, кто отец?

- Зовусь Мирто. Отец мой Синдар ничем не знаменит, давно помер, зато дед мой, хоть тоже умер в бедности, - сам Аристид Справедливый!** - в голове сиротки прозвучала гордость.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза