Любимая девушка знахаря

Она лежала, разбросав руки, тяжело дыша, не то боясь того, что сейчас неминуемо случится, не то желая этого, не то не веря, что это все же произойдет. Тимка расстегивал ширинку, а ее мысли почему-то вяло вились вокруг его слов: «Понавздевают на себя городские...» А что ж, деревенские девки до сих пор бесштанными ходят, будто в старые времена? Так ведь это бесстыдство!

И тут она обо всем забыла, потому что Тимка выпустил наружу из ширинки свою тяжелую, мощную плоть. Маруся впервые видела такое, впервые видела то, что прячут мужчины в штанах, и сейчас глядела недоверчиво, восхищенно, испуганно.

– Ох как охота – спасу нет... – с хрипом выдохнул Тимка. – Ты как, нетронутая или уже пихали тебе?

– Что? – чуть слышно спросила Маруся, не понимая, о чем он, только неотрывно глядя на его плоть, как на странное, неведомое существо. А оно тяжело подрагивало.

«Змей! Вот он, змей-искуситель! Пропала я!» – мысленно вскрикнула Маруся. Бояться, впрочем, она уже явно опоздала.

И поскольку девушка ничего не понимала, Тимка поспешно, грубо растолкал ее ноги коленями, подхватил под бедра, приподнял, придвинул к себе – и с такой силой ударил в неопытное лоно, что Маруся испустила пронзительный крик – да тотчас задохнулась от боли.

Тимка двигался с силой, существо мощно билось, шевелилось, мучило – и в то же время ласкало. Тимка вдруг затрясся всем телом, захрипел, а потом замер, распростерся на Марусе, придавив ее своей расслабленной тяжестью и изредка содрогаясь. Маруся почувствовала, как существо внутри ее ослабевает и вроде бы даже уменьшается в размерах. Значит, получило свое, насытилось, отдыхает.

«Ну вот я и баба, – как в тумане подумала Маруся. – Его баба. Распочал он меня...» Еще какие-то дурацкие слова лезли в голову, грубые, пугающие, но почему-то уже не пугали.

– Эй! – раздался вдруг голос Митюхи. – Вы чего тут? Ого... так вы эвона чего...

И Маруся в следующий миг увидала его на пороге – растерянного, покрасневшего, с вылупленными глазами.

Она вскрикнула, замахала руками, пытаясь не то прикрыться, не то отпихнуть Тимку, который вяло приподнялся и покосился через плечо.

– Иди покуда, – усмехнулся тот хрипло, запаленно, – не мешай.

Изумление уже сошло с лица Митюхи, оно стало прежним – равнодушным и спокойным.

– Бог в помощь, – кивнул Племяш и вышел.

– Ты больше не ори, – сказал Тимка, опираясь на согнутые руки и опять начиная шевелиться в Марусе вновь ожившим, отвердевшим существом. – Больно больше не будет.

Прежней боли не было в самом деле. Пощипывало немного в глубине, саднило как-то, но Маруся к этому ощущению скоро притерпелась, приноровилась, так же как приноровилась к то резким и порывистым, то мерным и плавным движениям неутомимого Тимки. Ну что ж, такое теперь ее бабье дело – приноравливаться к своему мужику, к своему хозяину...

Не то чтобы она сейчас была в силах толком обдумать то, что с ней приключилось, однако кое-какие мысли все же проскальзывали – о том, что досталась она человеку особенному, каких, может, на всем свете раз-два и обчелся. Это вам не дядя Вассиан Хмуров со всеми его умствованиями, который пошел золото искать, а сам на цепку попался. Тимка не такой! Также он не был похож на Марусиного отца, которым мать была вечно недовольна, на которого то и знай кричала, а отец только глаза отводил да отмалчивался и никогда ее не бил – даже когда напивался, пальцем не трогал, хотя другие барачные мужики отводили душу и месили кулаками своих жен. Маруся точно знала: если она на Тимку крикнет – он ее просто убьет на месте. Злая сила его глаз, его лица, его стати, самая жестокость и грубость его влекли ее несказанно. Даже мощный Митюха рядом с ним казался просто бесформенной глыбой мяса – без мозгов и подлинной силы.

Вообще ей повезло, что глаз на нее положил и распочал ее не Митюха, бревно тупое!

Однако что же она сама лежит, как тупое бревно, встревожилась Маруся. Вдруг Тимке станет с нею несладко? Мужики небось таких не любят, мужики любят задорных!

– Тимоша... – пробормотала она, утыкаясь губами в его ухо, и провела ладонями по влажной, напряженной, ходуном ходящей спине. – Милый... милый ты мой...

– Ишь, сучка ласковая... – удивился Тимка. – Разыгралась, гляньте на нее! Ну, держись, коли так...

* * *

«Ну и ну, – подумала Алёна. – Что же, интересно знать, они ищут, если Зиновия готова рискнуть жизнью любимого племянника, только бы не прибегнуть к помощи Феича? Или Понтий не в такой уж опасности, просто преувеличивает ее, потому что мужчина, а значит, априори мнителен и трусоват?»

Может, ей следовало сидеть, сдавшись в комочек...

Может быть. Но неуемное любопытство продолжало подталкивать ее. И Алёна, сначала медленно, а потом посмелей и порезвей, поползла вперед, стараясь все-таки двигаться осторожно.