Любимая девушка знахаря

Он что-то бессвязно выкрикнул и яростно задергался, пытаясь опереться на руки и вытащить свое тело из подвала. Такие попытки он предпринимал и прежде, еще до того, как отправить Зиновию за подмогой, однако сейчас, видимо, решил побороться всерьез. Тогда речь шла всего лишь о жизни, а сейчас – о том, что мужчины ценят дороже жизни: о том достоинстве, которым можно хвалиться в сауне перед приятелями, мерить по линейке, благодаря Создателя, что оно в длину не классические восемь с половиной, а в толщину – не ноль целых пять десятых, ну и которым, конечно, можно на спор заборы сшибать, когда оно в реактивном состоянии... Да, если мужчине что-то в самом деле дорого, он может горы свернуть, лишь бы это защитить и спасти!

Горы не горы, свернуть не свернуть, но нагромождение балок, которое держало его в своем плену, Понтий сдвинул-таки с места...

Что рассказала бы Маруся Павлова, если бы захотела

Маруся вошла в сруб. Тимка глянул на нее, но словно бы не увидел, и обида, расчетливо посеянная Вассианом в ее душе, расцвела пышным цветом. «Ничего, погоди у меня!» – подумала она мстительно. Сейчас, когда у нее в штанишках, в кулиске, куда вдергивается резинка, был запрятан самородный кусочек золота, она словно бы получила странное противоядие против чар Тимки. Теперь Маруся понимала – а может, ей казалось, что понимает, – будто не только он был с самого начала к ней равнодушен и использовал ее как постельную игрушку, но и она тянулась к нему лишь потому, что чувствовала себя одинокой, испуганной, бесприютной и искала защиту от судьбы, а Тимка с его мужской силой и красотой показался ей наилучшей из всех на свете защит.

– Ну что, поел наш гробокопатель? – спросил Тимка угрюмо. – Эх, пора и нам.

Он был невесел. И Маруся подумала, что Вассиан, наверное, прав. Что ж, Тимке не везет с богатством, а вот ей повезло. И ей захотелось чуточку подшутить над ним, захотелось утвердиться в своем новом, еще не привычном положении: положении богатой женщины, которая совсем скоро сможет купить себе все, что захочет, в том числе дом – да не абы какую избу, а роскошный, большой, просторный, с садом, а к нему землю и нескольких коров, лошадок, да еще и останется. Ей хотелось снова услышать эти сладостные слова!

– Тимка, – проговорила она задорно, – а как ты думаешь, что можно вот за такой кусочек золота купить?

И она, взяв его за руку, показала на ноготь большого пальца.

Тимка взглянул озадаченно – и уловил такой же озадаченный взгляд Митюхи. Оба они смекнули, что вопрос неспроста, потому что Маруська была сейчас сама на себя не похожа: дерганая, возбужденная, чуть ли не в пляс готова пуститься. Ее словно опоили чем-то...

– А где ты такой кусочек золота видела? – спросил Тимка. – Неужто Вассиан что-то такое нашел?

– Нет, ничего он не нашел! – вскричала Маруська. Слишком громко и старательно вскричала, вызвав еще больше подозрений и у Тимки, и у Митюхи. – Я просто так спрашиваю!

– А, ну если просто так, тогда конечно... – кивнул он, делая вид, что поверил. Затем проговорил самым пренебрежительным тоном, на какой только был способен: – Да что ты за такую ерунду можешь купить? Только такую же ерунду. Как бабы говорят – один раз на базар сходить, вот что ты сможешь выручить.

Конечно, он врал. И, честно, не слишком верил, что Маруська его вранье проглотит. Но она же дура, что Тимка с первой минуты понял, как ее увидел. Дура, хоть и городская. А, собственно, какая разница? Тимка отлично знал: в городе таких тюх еще больше, чем в деревне.

И он не ошибся: Маруська поверила. У нее вытянулось лицо, рот обиженно скривился:

– Так мало? Врешь!

– Почему вру? – равнодушно пожал плечами Тимка. – А тебе что, кто-то другой иначе сказал? Кто?

– Да кто ж другой, как не... – запальчиво начала Маруська, бросая обиженный взгляд на дверь, но тут же осеклась, спохватившись, что чуть было не проговорилась. Но для Тимки этого было достаточно.

Отшвырнув опустевшую миску, он вскочил, шагнул к Маруське и рывком притянул к себе. Такое бывало не раз после обеда, и она всегда мигом прижималась к нему, так в него и вдавливалась, а сейчас напряглась, словно окаменела, даже руками в его грудь уперлась, чтобы подальше от него оказаться, забилась, задергалась...

Больше Тимке ничего не нужно было, он все и так понял. Сильным толчком отправил Маруську в полет на нары – она рухнула, аж ноги задрались, аж доски затрещали, аж завопила она от боли в спине, но Тимку уже было не остановить: наградив ее ударом в живот, от которого девушка задохнулась и принялась хватать ртом воздух, он грубо сорвал с нее все ее тряпки, проворными пальцами ощупал каждую складочку, каждый шовчик – и нашел-таки то, что искал, что должен был найти: золотой комочек, очень, ну очень хитроумно и тщательно захованный во вздержку застиранных, поношенных трусов.

– Тьфу! – с отвращением бросил Тимка, извлекая на свет Божий самородок. – И вот за такую соплю ты меня продала, поганка?