Любимая для эльфа 2

Умиротворенный, Оливер заботливо уделял внимание каждому чувствительному уголку на теле Жизели, попутно телепатически обратившись к Анеле и попросив ее прекратить распространение слухов: «Так надо, мы скоро увидимся, и я все тебе расскажу!»

Но вместо того, чтобы наслаждаться вместе с ним, отдавшись опыту умелого любовника, Жизель все больше беспокоилась, а затем мягко отстранила Оливера от себя. Он обеспокоился:

— Что-то не так, рыженькая?

Лицо Жизели скривилось, точно от боли:

— Прекрати называть меня так! Прекрати!

Оливер, истолковав ее слова по-своему, обиделся:

— Я был честен, Жизель! Я правда люблю тебя.

Ничего не отвечая и нахмурившись, Жизель оделась с явным намерением уйти. Оливер, обескураженный и расстроенный, наблюдал за ее сборами пару секунд, а затем повторил вопрос:

— Что не так, Жизель? Я теперь отвечаю за тебя и должен знать.

Жизель постаралась оттолкнуть его — грубо и зло — Оливер не шелохнулся. Жизель процедила:

— Зато я просто поиграла. Кончено. Отвали!

В изумрудных глазах зажегся нехороший огонек:

— Больше ты меня не ударишь и не принудишь, понятно? Ты женщина, а я мужчина, и хватит истерить. Договариваться не пробовала?

Жизель отрезала:

— Не о чем!

Возможно, на этом Оливер отпустил бы холодно-неприятную особу, лишившую его удовлетворения и оставившую его в смятенных чувствах, но он уже дал откат Анеле, а кроме того, действительно волновался о внезапной перемене, произошедшей с небезразличной ему Жизелью. Ответил сухо:

— Сейчас ты сядешь и расскажешь мне, что с тобой произошло. Не хочу гадать и терзаться. Будешь что-нибудь пить?

Жизель глядела исподлобья. Тема оказалась настолько деликатной, что Жизель просто не представляла, как рассказать Оливеру о проблеме. Она вложила массу сил в репетицию романтичности, но актрисой не была, и ее маски облетели, точно шелуха. Проще было уйти в оборону, изобразить бесчувственную — это Жизели удавалось почти всегда, и этому неизменно верили.

Оливер верить не желал. Сотворив шкуру — копию той, что некогда сильно привлекла Жизель — и усадив Жизель на нее, он дал ей в руки бокал ягодного сока.

— Я буду угадывать, а ты кивай или мотай головой.

Пожалуй, на такое Жизель могла согласиться.

Откинув челку, Оливер с легкой заминкой спросил:

— Я как-то не так ласкал тебя? Что-то не понравилось?

Жизель решительно замотала головой — как он мог такое подумать?! Разве ее постоянные визиты не свидетельствовали об обратном?!

Оливер улыбнулся и тут же посерьезнел:

— Ты мне не доверяешь?

Жизель опустила глаза. Конечно, она не вполне доверяла ему да и пришла со спектаклем именно по этой причине, но ее душевную боль вызывало совсем иное.

— Нет.

— У тебя просто случилась перемена настроения, и внезапно захотелось побыть одной?

Диковинное предположение! Жизель никогда не была настолько чувствительной.

— Нет.

— Ммм… Ты впервые призналась в любви и неловко себя чувствуешь? — Оливер очень внимательно вглядывался в ее лицо — точно целитель не тела, а самой души.

Да, дело было отчасти в этом. Жизель кивнула и поспешно добавила:

— Но не только!

— Ааа, — Оливер хлопнул себя по лбу и широко улыбнулся, — кажется, я понял! Тебя смущает, что я жрец.

Он угадал. Попал в точку.

Глава 506. Переселение

Отрицание каких-либо романтических чувств давало Жизели защиту: она просто приходила пользоваться мужчиной, точно общественной игрушкой, не смущаясь тем, что другие также хотят с ним позабавиться. Это усыпляло ее ревность, хотя Жизель и старалась появляться как можно чаще, «обрабатывая» Оливера до кромешного нежелания видеться с кем-то еще.

Он стал жрецом недавно, а значит, он жаждал удивительное многообразие женщин, миллионы соперниц. И он уж явно не был расположен уединиться с одной из женщин в сакральной Церемонии.

Подобные мысли настолько ранили Жизель, что она предпочитала укрываться от них за спасительной стеной цинизма, уютной в своей надежности. Признать себя уязвимой, жаждущей обладать и боящейся потерять — все это было слишком шатким положением. Так игрушкой становилась она.

— Рыженькая… Любимая ты моя! — Оливера не смутила ни напряженность абсолютно прямой спины Жизели, ни ее молчаливость. Забрав у Жизели бокал, он горячо и крепко стиснул ее в объятиях, опрокидывая на шкуру. — Ты тоже меня любишь! Очень-очень! — утвердив это, Оливер продолжил. — Во-первых, я не обязан принимать гостей, если сам того категорически не желаю. Внимания Магнуса хватит на всех, я только помогаю ему, пока мне самому нравится. Во-вторых, я имею право вовсе уйти из жрецов и продолжать карьеру музыканта или целителя. Представляешь, как мы будем лечить вместе? Это совсем не то, о чем тебе надо беспокоиться. Хочешь, я уйду отсюда, отправлюсь с тобой, и мы станем жить в твоем доме? Там тебе и думать не придется, что меня кто-то навещает!

Уши и щеки Жизели залила краска. Оливер так точно описал все ее страхи. Жизель оказалась совершенно «раздетой» и невероятно смущенной. Разговоры по душам Жизель виртуозно умела избегать, боясь того, что разворачивалось прямо сейчас.