Любимая для эльфа 2

— Ему не хватает опасности и непредсказуемости. У нас тут только стабильность. Лу стал царевичем очень давно, и это потолок, — Эстелла накручивала золотистый локон на палец. — Он царевич и он им будет, но я продолжу настаивать на его периодических отпусках, каких нервов оно бы мне ни стоило…

— Хе, а может, ему наведаться к Дамирке? Тоже экстрим, — Тамико попыталась подыскать менее травматичный для чувств обеих девушек вариант.

— Это чревато для нашего мира… Мир должен находиться в покое… Только такие отпуски.

— Главное, он жив, здоров и о нас помнит. А что Эрик, он сильно ругается?

— Да… Ему ж надо подстраховывать Правителей. Не отдохнуть, как следует, после Церемонии. Мы же и потом уедем.

Тамико лучилась удовольствием:

— Ничего, отгуляет позже.

Следующая вестка заставила впечатлительную Эс побелеть от ужаса.

Она залепетала, обращаясь к Тамико:

— Что? Что это?! Оно живое?!

Тамико получила точно такой же мыслеобраз и спокойно пояснила:

— Это жеребец. Конь. Животное. Живое, да… Лу участвует в каком-то конном турнире… Красииивый, — она мечтательно закатила глаза.

Эс прижала руки к груди.

— Очень опасно? Он в доспехах потому, что «конь» может его скинуть?

Тамико уклонилась от ответа:

— Как сказать… Для Лу не особо опасно… Копья опаснее. Не понимаю, куда он влез и как так умудрился!

Эстелла в отчаянии опустилась на пол, ноги не держали ее. Тамико кинулась к подруге.

— Брось! Все хорошо! Если уж он нам это показал, это наверняка уже в прошлом!

Однако сама на не испытывала полной уверенности в своих словах.

* * *

Алиска еще такой ребенок. Кью не сомневался, что увидев во дворе столько выпавшего снега, Алиса предложит как-нибудь с ним позабавиться.

Впрочем, кем был он сам, когда согласился пойти на удручающий каток второй раз, в который все прошло лучше и приличнее, по крайней мере, раздражающей безукоризненной троицы не было…

Алиса, стоя коленками на стуле, прилипла к окну. Снежинки крупные, пушистые все падали и падали.

Прежде, чем она раскрыла ротик, Кью подоспел к ней с бутербродом.

— Так, сначала мы поедим. И только после этого ты расскажешь, что ты хочешь.

В Алисе скрывалась бездна энергии, она могла весь день пробегать, к вечеру обнаружив, что ограничилась лишь легким завтраком, так что Кью взялся следить за питанием подруги сам.

Сегодня он пытался быть с ней на одной волне.

— Будем играть в снежки?

Алиса помотала головой.

— Нет! Я не хочу получить снежком в нос. Будем лепить бабу.

Перед глазами Кью встала пикантно-пошлая картина, и он не удержался.

— Ммм, с грудями-шариками?

На личике Лисы отразилась смущенная жалость.

— Неее, мы ей ветки вставим. Будут, как косы…

Кью несло:

— Хорошо хоть не рога… — шутка не удалась, и он сконфуженно замолчал.

Алиса прыснула:

— Ты такой мииилый, когда тушуешься… Никаких рогов и грудей, слепим просто снеговика. С носом-морковкой.

Светлый характер подруги радовал Кью — так здорово, что она не умела долго дуться!

Глава 301. Подозрения

До дней, когда Колетт становилась обидчивой и раздражительной, оставалось довольно много времени. Роберт знал наверняка, поскольку тщательно следил за жизнью Колетт во всех ее аспектах, но поведение милой сегодня было непривычным.

Что-то тревожило ее, и оно вряд ли было тщательно скрываемой от Роберта тайной — никакого напускного веселья или спокойствия, наоборот, старательно подавляемая обида.

Колетт вдруг стала чрезвычайно деловой, не ластилась и прикасалась к Роберту дежурно, для галочки. Так, чтобы не вызвать открытый конфликт.

Роберту отчаянно хотелось взять Колетт за плечи, сжать или даже встряхнуть с вопросом: «Ну что, что тебя тревожит?!», ведь она могла терять драгоценное время, но противореча своей же логике, он тоже выжидал, наблюдал исподтишка и ничего не предпринимал. Предполагал, что его грубость только ухудшит ситуацию.

Так прошли утро, и день, и вечер. Роб уходил по делам и возвращался, а Колетт избегала его, оставаясь печальной.

Ближе к ночи Роберт спросил прямо, понизив и без того низкий голос:

— Мне постелить себе в другой комнате?

Губы Колетт опустились, затем приоткрылись и спустя секунду приняли безучастное выражение. Она хотела в чем-то признаться, но не решилась.

— Тааак, — Роберт заговорил уверенно, зная что лжет, но смутно опасаясь, что его слова могут оказаться невероятной правдой, — ты завела себе любовника! Кто он?

Колетт опустила голову, затем вскинула ее:

— Ну что за глупости!

Тело выдавало, ей не терпелось покинуть комнату, и Колетт в самом деле поступила так.

Роберт тотчас нагнал Колетт в коридоре, прямо под ее картиной, аккуратно вставленной в рамку. Он выглядел так грозно, что Колетт невольно вжалась спиной в стену, а Роберт окружил ее, уперев ладони по обеим сторонам от «пленницы» и не давая сбежать.

— Ну? Глупости — это да или нет?

Колетт вяло и криво улыбнулась:

— Конечно, нет… Я только тебя люблю! — она судорожно дернулась навстречу и попыталась поцеловать Роберта в губы, он отстранился.