— Перед праздником она им еще ничего не расскажет, чтобы не портить праздник. Они наверняка будут плакать, я видел, они люди добрые и чувствительные… А вот в начале нового года точно решится, вот тогда мы и покажемся. Кстати, я попросил Марину позвать Кэйли на всякий случай… Так и достоверность ее слов выше, и горечь Кэйли магически им сгладит… А еще это Маринин последний год как человека, пусть она проводит его привычно.
Из тех же соображений Эрин уговорила Дамира не просто побыть с ней в новогоднюю ночь — это даже не обсуждалось — но наплевать на чувства к врагам и отметить дату на Площади.
Дамир колебался — Лукас и его сестра, чья связь с Петером никак не являлась для Дамира тайной, навещали Город постоянно. Как и один из лекарей, которого можно было бы заподозрить в шпионаже, не присутствуй на месте царские дети… Кого еще они собирались привести?
Впрочем, анамаорэ жили по четким правилам, и Дамир мог не опасаться нападения — баланс сил ценился превыше всего! Потому у него не нашлось существенных причин отказать возлюбленной, которая теперь достаточно часто встречалась с Колетт.
Колетт и Роберт пришли на Площадь ненадолго: посмотреть салют и отправиться в клуб, натанцеваться до изнеможения, доверить усталые тела ласковым рукам работников спа-салона, а затем вернуться домой для праздника-только-вдвоем…
Кэйли отменила свадьбы в Городе, а так наверняка поженила бы их сама. Роберт на сто процентов знал, что такое Колетт не понравится. Он собирался сделать ей предложение в первый день нового года и пожениться где-нибудь на море.
Колетт часто вспоминала Эрин, но совсем не грустила о родителях, Роберт полагал, что маг Дамир доставит Эрин куда угодно, и что вряд ли Колетт будет настаивать на непременном присутствии родителей на свадьбе…
Простуда Ланы прогрессировала, и речи не было о выходе на улицу. Она сидела, а чаще лежала в постели в смешных теплых носках, а Эрнест хлопотал вокруг нее, нисколько не боясь заразиться:
— Если заболею, попробуем народный метод лечения!
Лана улыбалась пухлыми губами. Ей, наконец, повезло? Аппетит пропал, вместо вина в кружках был чай с дольками лимона, но Лана чувствовала себя счастливой, и ее счастье отражалось в голубых глазах Эрнеста.
Обе сестры Паолы не могли составить ей компанию. Такео еще в середине декабря увез Камиллу куда-то на юг. Ванесса проводила вечера с эксцентрично-загадочным Леоном, не одобряющим «попсовое празднование», но даже если бы обе сестры наперебой зазывали бы Паолу в гости, она предпочла бы общество Кацуо.
Молодые люди начали встречаться, и Паола, улыбаясь, записывала все, что Кацуо рассказывал о своих мототренировках — ее намерение написать книгу не было шуткой.
Наоко, Юми и Нанами встречали новый год вместе, Наоко и Юми пришли с кавалерами. Аш не скрывал, что не является человеком. Поначалу он, Вильям и девушки немного смущались, но потом веселье заставило забыть совершенно не существенные различия.
Происхождение и долг присутствовать на мероприятиях иногда сводили этих мужчин вместе. Магнус, победивший в битве за Тамико, и Лукас, которому больше неподвластна была жизнь Мага, из уважения к своим избранницам приняли соглашение изображать светский нейтралитет. Играли в знакомцев, чье общество в целом необременительно друг для друга, но не дает ни малейших шансов на сближение.
— Ну, Мааагнус! — Тамико залилась хохотом. — Зачем ты подменил обычное на веселящее вино?
Лукас сдержанно улыбнулся:
— А я заметил и пресек.
Эстелла притворно обиделась:
— В моем бокале не пресек!
— Ага, — Лукас не отпирался, — обожаю видеть тебя веселой!
Они стояли посреди шумной толпы, только что отгремел салют, и принимали решение, куда двинуться дальше.
Горожане собирались устроить традиционные танцы прямо на Площади, в клубах, на домашних вечеринках, но анамаорэ решили, что присоединиться к людям будет явной жестокостью.
Тамико объявила:
— Айда обратно в Анамаорию! А то перетанцуем тут всех и попортим им настроение.
Глава 317. Запретное
Они впервые оказались почти наедине, так близко, в маленькой комнате. Наглая девица дразняще, совершенно намеренно, провокационно облизывала полные, персикового цвета губы, за которыми спрятались острые клыки, подразумевая:
— Ха-ха! Что ты мне сделаешь?!
Что он мог сделать? Что он хотел с ней сделать?
Флавиан никогда не был на войне, но осознание оказалось сродни разрезу. Остро. По сердцу. Щемяще.
В те секунды Флав ненавидел ее бесстыдный рот так сильно, что… до боли мечтал впиться, заткнуть его поцелуями, до безумия — своего безумия — ее безумия… Чтобы больше не говорила ничего. Только глупое, бессвязное, нежное…
Тогда в комнате его намного больше волновали планы насчет Марины, но вместе с поражением уже в тиши собственного дома пришел ужас осознания. Как давно это началось? Кто мог подозревать его?
Церемония анамаорэ имела настолько высокое значение в обществе, открывая институт договоров и связей, так ли иначе скрепляющих между собой всех, что посягновение на целостность чьего-либо союза признавали преступлением.