Любимая для колдуна. Огонь

— Ты их уже не любишь? — разволновалась я.

— Ну почему?

Лопаточкин всучил мне букет и прошёл на кухню. Вальяжно, по-хозяйски развалился в кресле. Осмотрел помещение, словно пытаясь найти отличия.

— Его ты сюда приводила? — чуть более высокомерно, чем должен был, спросил де Лавье.

— Кого?

— Кобеля своего.

— Временное помешательство.

Я смотрела на Лопаточкина и сквозь него, наблюдая за тем, как на окне вдоль рамы по стеклу вьётся морозный узор. Ледяной развлекался, наблюдая за свиданием с бывшим. На стекле всё чётче проступало нахмуренное лицо дракона. Чудо-художник прорисовывал мелкими деталями Эрика и удавку на его шее, Эрика без головы. Топор. Виселицу.

Быстрым шагом подошла к окну и задёрнула шторы. Развернулась к Лопаточкину.

— Как выставка? Много продал работ?

— Все. И ранние, и даже более поздние, — похвалился де Лавье. — Моё имя набирает всю большую популярность.

— Очень рада за тебя, — улыбнулась я. — Ты давно об этом мечтал.

— А ещё я мечтал, чтобы ты вышла за меня замуж. — Эрик встал и подошёл ко мне. — А ты...

— Хочешь упрекать меня в этом — лучше уходи.

Я отвернулась.

— Упрекать? — Лопаточкин усмехнулся. — О да! Я мог бы. Но не хочу.

— Вот как?

Я посмотрела на Эрика с интересом, побуждая к большим откровениям.

— Ева, я люблю тебя! Как ты этого не понимаешь? Ты же ни с кем не будешь счастлива, кроме меня. Да мы созданы друг для друга. Вспомни! Наши прогулки по лесу, купания в озере на рассвете, горячий глинтвейн!

Лопаточкин разливался соловьиными трелями, вспоминая наши свидания одно за другим. Я же... Хорошо, что прикрыла шторы. Впрочем, над головой Эрика уже вились белые мухи. Правда, Лопаточкин их не замечал. Ой-ёй. Альросский определённо сердился.

— Выйдешь за меня? — вдруг спросил де Лавье, закончив пламенную тираду.

— Хм... — Я попыталась отойти от бывшего. — Прости. Не могу ответить тебе сейчас.

— Не отвечай. Подумай. Прими решение. Правильное решение, Ева.

На слове «правильное» Эрик сделал акцент.

***

Лопаточкин смотрел на присмиревшую Еву и едва не лопался от злости. Если бы не шантаж Мельской и напоминание, заставившее позвонить, с каким удовольствием он выплеснул бы в лицо этой шлюхе обиду и боль! Ева унизила его и оскорбила в самых лучших чувствах. Он к ней со всем теплом, соскучился, а она променяла его на другого! Обожглась, но гордость не растеряла. И этим до сих пор волновала, пробуждая желание.

Ничего. Он потерпит. Пусть выйдет за него замуж. Уж он её крови попьёт! Так, что мало не покажется, Ева! Он ведь её любил. А теперь она как брошенная и побитая сучка стоит перед ним с виноватым видом, и — подумать только! — снова ломается! Никуда не денется, согласится. Он её хорошо изучил.

— Ну же, Ева, — произнёс де Лавье, наслаждаясь горечью на её лице. — Правильное решение.

— Эрик...

— Давай лучше поедим. Что ты там наготовила?

Бывшая улыбнулась и засуетилась на кухне, как в старые добрые времена. Поди оценила, кого чуть не потеряла. Вон как от счастья-то расцвела.

***

Радости я не скрывала. Эрик де Лавье, сам того не зная, развил мою идею, превратив её в отличный план. Осталось только доиграть роль гостеприимной раскаявшейся хозяйки, выпроводить гостя вон и встретиться с Ридериком.

Что я и сделала часом позже. Излишне откровенные намёки Эрика закончить вечер в постели я «не поняла», а после прямого предложения и вовсе отказалась.

— Видишь ли... Между нами столько всего произошло. Мне до сих пор не по себе... Так глупо всё вышло.

Я жалась, как девка на выданье, и смущалась, пока Эрик не сдался.

— Ну хорошо, котёночек, — тяжело вздохнул де Лавье. Ещё потоптался. — Позвоню завтра.

— Буду ждать.

Одна из моих самых тёплых улыбок должна была сгладить его уход.

Через несколько минут машина де Лавье покинула двор. Провожали мы её взглядом вместе с Альросским. Рид обнимал меня со спины, крепко прижимая к себе.

— Теперь я по-онял... — загадочно протянул он.

— М-м-м?

— Так вот для кого ты научилась готовить столь отвратительный глинтвейн, — подколол меня дракон. — Прекрасно помню, как отравился.

— О да! — парировала с улыбкой (отравился он, как же!). — Всегда знала, что этот навык мне пригодится.

— Знаешь, — уже мрачнее произнёс Рид, — мне совсем не нравится поведение этой со... мнительной личности. Он будет руки распускать.

— Мне тоже не нравится перспектива, — согласилась с драконом.

Одна только мысль о приставаниях Эрика вызывала стойкое отвращение. Но ради дела, конечно, я была готова вытерпеть и некое подобие отношений. Например, поцелуи, объятья. Не больше.

— Пожалуй, я знаю, чем можно помочь...

Альросский медленно убрал волосы, открыв шею, а затем поцеловал её. Тёплая дрожь растеклась по телу, откликнувшись на случайную ласку.

— И чем же?

Оказалось весьма любопытно. Средством защиты от приставаний Эрика де Лавье стала «Настойка покладистости» в небольшом флаконе. Её дал мне Арден Лидосский. Лично. Белокурый красавец-дракон с синими глазами и лисьими повадками. Обаятельный и хитрый льстец сам принёс колдовское зелье. Это было его условием. Сторговался с Альросским, и это в такой ситуации!