Тут он взглянул на грязные следы на ковре, торопливо снял галоши и начал раздеваться. Оставшись в нижней рубашке, он прошел в ванную, вымыл лицо и руки и принялся ожесточенно вытираться полотенцем, словно хотел стереть с себя нечистое прикосновение жизни ночного клуба. Однако мало-помалу движения его стали мягче. Разве Пегги виновата в том, что Уэгстафф вообразил себе, будто мог бы с ней переспать? Нет, тут не она виновата, а самонадеянность Уэгстаффа. А остальная шатия? Допустим, всех их привлекает к ней то же самое соображение. Ну и что же? Ведь из этого не следует, что и ее к ним влечет такое же чувство. У них и не может быть другой мерки. Они мужчины. Все мы невысокого мнения друг о друге. А их жены?.. Что можно требовать от этих женщин? Неудавшаяся жизнь озлобила их, сделала завистливыми. Не попадись им Пегги, они сыскали бы себе другой объект для ревности. Как бы там ни было, та Пегги, о которой говорилось сегодня, существует только в воображении Уэгстаффа и Роджерса, не представляющих себе, что девушка может быть так благородна, что считает всех их своими добрыми друзьями, неизменно уважающими ее за душевную нежность и доброжелательность. Да, но сам он? Сам-то он какой ее себе представляет?
Среди друзей Пегги есть головорезы, способные затеять поножовщину, и она достаточно умна, чтобы их раскусить. Тем не менее они не утратили в ее глазах своей привлекательности. Возможно, даже наоборот. О чем это говорит? Не о том ли, что у девушки есть какой-то вкус к насилию? Его мысль заработала вдруг отчетливо и быстро, он понял, что наконец-то сумел облечь в слова то смутившее его неприятное чувство, которое он испытал, когда Пегги разглядывала статую леопарда в универмаге. Приготовившаяся к прыжку кошка олицетворяла для нее буйную ярость джунглей, и девушка подпала под ее чары. Застыв на месте, она, млея, ожидала, когда зверь кинется и пожрет ее. Наверное, уже тогда у него мелькнуло подозрение, что, подобно тому, как сходятся противоположные темпераменты, это нежное сердечко испытывает порочную тягу к насилию. Если смотреть правде в глаза, то сейчас он получил доказательство, что так оно и есть.
Вздумай он сопровождать ее по этим притонам, где она возбуждает ревность, подозрение, похоть и застарелую расовую вражду, то волей-неволей тоже впутается во все это. Продолжать это — значит позволить любопытству возобладать над здравым смыслом, значит забыть о том, что он приехал в этот город для того, чтобы заполучить место в «Сан». Мистер Карвер, конечно, не сможет позволить себе принять на работу человека, замешанного в скандале. А ведь он всегда мечтал о работе, подобной той, какую ему предлагают в «Сан». И вот он все-таки нашел ее. Сколько долгих лет ожидания прошло после той ночи на пляже Хэвлоков, когда он мчался по дороге, а потом остановился и пробормотал, оглянувшись на темную изгородь: «Ну погодите!» Эту ночь, которой закончилось его детство, он почти всю провел без сна, мечтая о том, как создаст себе имя, чтобы никто и никогда не мог спросить, кто он такой. Он ждал долго, он прошел через множество унижений, но он знал: наступит такой день, когда его способности будут оценены по достоинству. И вот решительный момент наступил. Он может получить свою колонку в монреальской «Сан». Его будут читать. Перед ним откроются новые горизонты. Сейчас, как никогда, ему следует думать о том, что приличествует в его положении, а чего нужно остерегаться. Продолжать знакомство с Пегги, безусловно, неблагоразумно.
Дав себе слово, что он полностью выбросит из головы и девушку, и это сомнительное кафе, он лег в постель и уснул, представляя себе Кэтрин и себя на воскресном ужине в «Ритце» и на приеме у Анжелы Мэрдок. В этом радужном видении он ощущал себя свободным от всех ненужных мыслей и забот и демонстрировал Кэтрин, как высоко он ценит то, что она может ему предложить.
Глава четырнадцатая