Любимая мартышка дома Тан

Храм огня, вокруг которого в своё время сотнями лежали вповалку и слонялись без цели несчастные персы, покинувшие родину после всё новых и новых вторжений «чёрных халатов» во главе с потомками пророка,– как же неожиданно обрушилась империя персов! – задержал нас надолго. И на нашем подворье на Восточном рынке, среди весёлой толпы, кажется, на целую треть состоявшей из профессиональной рыночной пьяни без особых занятий, мы оказались чуть ли не к полудню.

Я раздражённо выслушал новости. Юкук погрузился ещё поутру в повозку и поехал к караванщикам. К вечеру, максимум к завтрашнему утру следовало ожидать от него доклада насчёт того, что за людей удалось спасти от праведного гнева судьи Сяо, что они нам рассказали и какая нам от этого будет польза.

Чийус уже был в дорожном халате, так что судье Сяо предстояла некоторая неожиданность – купец, подавший ему жалобу на колдунов, ещё до вечера растворится в небесном эфире без следа. Впрочем, с утра Чийус уже успел нанести судье визит – в основном, чтобы убедиться, что подворье суда гудит от родственников арестованных ночью людей, среди которых оказалось немало чиновников высокого класса.

Были и другие новости, обычные, многочисленные. В наших лавках поблизости от ресторана почему-то мгновенно раскупили залежавшуюся бухарскую занданиджи – потрясающий синий шёлк, украшенный золотыми медальонами с изображениями сказочных зверей. За новой партией уже послано на склад. Высокородный Чжоу-гун устроил у себя накануне пир, уходящим же с него гостям, которые по известным всей столице причинам были исключительно мужского пола, было подарено по штуке редкого тоха-ристанского шелка, светившегося золотом, как парча. Этот товар он закупил оптом у моего конкурента – торгового дома Ношфарна. Выводы были очевидны и неприятны… Ещё: возлюбленная императора Ян Гуйфэй связалась с иноземным лекарем, который обещал омолодить её на десять лет с помощью волшебных мазей, – и результат уже заметен всем, кто видел прекрасную женщину близко. Светлому императору посланцем халифа подарены отличные лошади редкой масти – чёрные от головы до хвоста… И так далее.

«Скорее бы получить новости от Юкука», – тоскливо размышлял я, оглядывая затенённое провисающими полотнами пространство.

Меванча, величайшая из танцовщиц, скромно сидела в одиночестве на коврике под стеной лучшего из ресторанов Сангака, деликатно тыкая двузубой вилкой в миску с овощной шурпой, приготовленной по личному рецепту Сангака, время от времени отпивая, впрочем, и бульона. Сангак, мучаясь выпитым под утро дрянным рисовым вином, маячил неподалёку, но ледяные синие глаза Меванчи умело избегали его. Она уже высказала ему недовольство тем, что её не взяли в нашу странную ночную поездку, где она рассчитывала позабавиться. И Сангак, который никак не мог этого сделать без моего согласия, страдал. Как этот гигант мог с таким трепетом относиться к женщине-тростинке, чья талия была не толще его мясистой руки?

Разгадка была проста: будучи начинающим воришкой на самаркандских рынках, он за недостижимое счастье полагал близость с какой-нибудь танцовщицей. А когда эта близость наконец случилась с ним наяву, Сангак смертельно испугался того дня, когда его счастье кончится так, как кончается все в этом мире.

Великая Меванча, завёрнутая в огромный кусок полупрозрачного газа поверх платья, впервые вошла в наш дворик полгода назад, уверенно покачивая бёдрами. За ней почти бегом поспевало несколько человек с тюками и свёртками.

– Она будет выступать перед моими клиентами целую неделю – и как же я бился с ней за цену! – с гордостью сообщил мне Сангак.

Мы отошли, чтобы дать этой компании расстелить на земле свой громадный ковёр и настроить инструменты. Великая танцовщица злобно шипела на свою свиту, рыночный народ собирался жадной толпой, и кухня Сангака начала постепенно раскаляться от пара, огня и беготни.

– Гунсунь Ян? – уже не шипела, а рычала звезда на моего друга, сделавшего ей неудачный комплимент. – Да что может эта старая боевая лошадь? Махать над своей мятой меховой шапкой двумя тупыми мечами? Это, по-вашему, танец? Да вы бы, сударь, видели, как она два месяца назад спотыкалась под «Следя за месяцем в стране брахманов»! Гунсунь Ян – живой труп! Она чудовище! Хотя очень неплохо зарабатывающее чудовище, надо признать!

Никто и никогда, наверное, не сможет до конца завоевать эту невероятную страну, где только в столице-до двух миллионов жителей. Но то – воины и армии, а вот лютни и литофоны из Западного Лян, флейты из Бухары, мальчики-танцоры из Чача и целые труппы актёров из моего города – все это светловолосое воинство с синими и зелёными глазами победило империю всерьёз и окончательно. В двух столичных кварталах, полностью отданных музыкальным и танцевальным училищам, педагогами служат, кажется, уже одни только согдийцы, в придачу к тюркам из Великой Степи и людям из Кашмира и Магадхи. Так что у великой Меванчи конкурентов было такое же великое множество – даже без учёта «живого трупа» Гунсунь Ян, любимицы одних лишь сановных стариков.