Любимая президента

- Что именно? Она узнала то, что это ты виноват в смерти ее дочери, верно? Но как? Все записи стерты, к архивам ни у кого нет доступа. Ни у кого кроме…верно. У НЕГО всегда был доступ ко всему. Любая стертая запись попадала в тайный архив. Таков закон от Батурина.

- Но…но там никого нет. Я недавно приходил. Мне показалось, что кто-то был, но вряд ли…

- ПРОВЕРЬ, Я СКАЗАЛ! – рявкнул и тут же снизил тон, - Проверь. Девок изыми. Найди способ их увезти.

- Но как? У них официальные документы, она их опекун, не докопаться.

- Это твои проблемы. Финансово тебя поддержат. Выйди на органы опеки и что-то придумай. Девок надо вывезти из города и передать в руки моих людей.

- Чьих - ваших?

- Моих. В руки твоего друга, Миша. Я теперь твой друг. Ты должен мне доверять. Когда ты выйдешь отсюда, спустя время ты поймешь, кто я, и узнаешь мой голос. Не пугайся. Это лишь значит то, что ты настолько мне важен, что общаешься со мной лично. Обыщи дом и доложи мне. Неделя тебе. Не больше. Не доложишь – прощайся с погонами, а может, и с жизнью.

Глава 18

У меня не было любимых исполнителей, цветов, домашних животных. Никого и ничего, к чему можно привыкнуть. Может, потому что я чокнутый ублюдок, а может, потому что я самодостаточен. Меня устраивало и то, и другое.

(с) Ульяна Соболева. Отшельник

Я начал выходить из подвала, когда их не было дома. Начал постепенно тренироваться, как когда-то учили в армии. Чем быстрее тело двигается - тем быстрее регенерируют ткани. Лимфа не должна застаиваться. Движение – жизнь, не пустое высказывание. Чем дольше лежишь – тем дольше болеешь. Я думал, что и в этот день остался один… Слышал, как они выходили на улицу с Ларисой Николаевной, девочками и малышом. Думал, они все ушли.

А потом увидел ее, наклонившуюся над тазом с бельем. Стирает вручную, потому что гребаный второй день нет воды. Она приносит с колонки неподалеку от дома. Я бы и сам принес, но черт…мне нельзя выходить. Вода закончилась, накидывает на себя куртку и уходит. Жадно провожаю голодным взглядом.

И я смотрю из окна, как ей помогает их гребаный сосед. Он младше ее лет на пять. Сосунок. И слюни на нее роняет. Так смотрит, словно сожрал бы прямо сейчас. Ублюдок сопливый. Хочется выскочить, схватить ее за руку и затащить в дом, а его…отправить в нокаут. Давно не ощущал, как от ревности зашкаливает в венах адреналин и внутри жжет как раскаленным железом. А что, если она с ним? Что, если между ними что-то было? Убью. Обоих, на хрен.

Плеснула воду с ведра в таз и стирает прямо на стиральной машинке. Убогой, маленькой. Я таких и не видел никогда. Но на все плевать. Рядом с ней даже убогое казалось великолепием. Ручками своими трет… мои окровавленные бинты. Подошел сзади и резко развернул к себе. Вскрикнула и в глаза посмотрела. Убил бы дрянь за это разочарование в зрачках, за эту боль ненависти. Не простит…А меня уже не хватает, меня уже просто раздирает от болезненного голода, тоски и этой чокнутой нелюбви к ней. Сосед покрутился возле окна, но на нем плотные шторы. Я видел только силуэт. Что этот урод от нее хочет? Порву, на хрен. Как в старые добрые времена.

- Что это за придурок там на улице ходит?

- Не твое дело. Тебя не касается ничего из того, что имеет отношение ко мне! Тебе нет дела до того, что я делаю с другими мужчинами. ТЫ - НИКТО ДЛЯ МЕНЯ!

Дрянь! Маленькая и наглая МОЯ дрянь. Пощечинами, пинками в солнечное сплетение. Так, чтоб дыхание перехватило от ее ударов-слов. МОЯ. И это ничто не изменит и не изменило. Говорит со мной иначе. Говорит с презрением и свысока. Что, девочка, знаешь, что власти у меня такой нет? Страх потеряла…хотя, когда он у тебя был этот страх? Я бы ей за это презрение свернул шею. Вот эту ее тонкую, белую шейку. Которую хочется покрыть поцелуями, оставить на ней засосы. А еще трахнуть мне ее нужно. Прямо здесь и сейчас. Меня от голода ломит так, что кажется, я сейчас сдохну. Я болен ею. Я зависим настолько, что от одной ее близости начинает колотить так, что зубы стучат. Сдавил обе руки, притягивая к себе. Я собирался показать ей, что она моя, показать и заставить вспомнить, как сладко она умеет кричать мое имя.

Попыталась вырваться, но я столкнул гребаный таз с водой, приподнял ее за талию и усадил на машинку. Злится, пытается толкнуть, задевая рану. Но боль от голода по ней сильнее боли от раны. Не сдерживаясь, тяну ее запах носом, меня трясет так, что руки дрожат. Я хочу ее до судорог в теле, до боли, до практически физических страданий.

- Никто из мужиков никогда не отымеет тебя так, как отымею сейчас я!

- Уверен?

- Дряяяянь!

Пятерней за лицо, сжимая щеки, притягивая к себе, чувствуя, как от злости и похоти скривилось мое собственное. Впился в её губы поцелуем, сдавил за затылок двумя ладонями, преодолевая сопротивление. Жадными губами по подбородку, скулам, вниз к шее, оставляя багровые следы от засосов, задирая кофту наверх, заставляя обнять меня коленями за торс, вжимая в себя со всей дури.