Любимая серая мышка

– Ах, да, я же не представилась, – женщина наигранно пугается и всплескивает руками. – Альбина. А это Танечка, моя дочь.

Как раз их имена меня интересуют меньше всего. А вот цель визита я не отказалась бы узнать.

– Что вам нужно?

– Увидеть Лешу, разве непонятно? – пожимает она плечами, снисходительно глядя на меня.

– ЗА-ЧЕМ?! – повторяю вопрос, повышая голос и стараясь заглушить бешеные удары сердца. – Что вам от него нужно? Кто вы такая?

– О, сколько вопросов, – заливается она смехом. Делает небольшую паузу, а потом смотрит мне прямо в глаза и выдает: – Я его жена.

Как-то в один момент кончается воздух в легких, и несказанные слова застревают в горле. Я оторопело пялюсь на женщину, пытаясь понять, что именно только что прозвучало. И мысли все улетучиваются, а боль в груди становится острее, разрастаясь, как несущийся с горы снежный ком.

– Это неправда, – сиплю, наконец, едва шевеля сделавшимся тяжелым и неповоротливым языком.

– Да вы не переживайте так, – усмехается блондинка. – мы ни на что не претендуем и приехали ненадолго.

– Он не женат! – мотаю я головой, игнорируя последние ее слова.

Продолжая улыбаться, она раскрывает сумочку и вытаскивает паспорт. Быстро листает странички и сует мне под нос разворот с названием «Семейное положение». Я вижу не буквы, а длинные изящные пальцы с идеальным маникюром, удерживающие документ. Невольно завожу за спину и прячу собственные руки, не к месту вспоминая, что не была в салоне уже давным-давно. А ведь это красиво. Очень. И мужчинам наверняка нравится. Или одному… мужчине? Как она сказала, жена?

«Зарегистрирован брак с гр. Лавроненко Алексеем Андреевичем», – все-таки умудряюсь выхватить одну-единственную фразу, прежде чем строчки окончательно расплываются. Поднимаю глаза от паспорта и тут же натыкаюсь на пристальный взгляд женщины.

– Видите? А про Танечку вот, – она сует мне свидетельство о рождении.

На этот раз прочитать имя в графе «отец» выходит быстрее. Я отшатываюсь, упираясь спиной в стену, и только это помогает не упасть. Сглатываю, кусаю губы, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания.

– Ой, а можно мы что-нибудь съедим? – Альбина отбрасывает документы на диван и показательно тянет носом. – Запахи просто потрясающие. Танюш, ты же проголодалась, да, милая?

Девочка что-то отвечает, но у меня не получается разобрать слова. Пытаюсь улыбнуться и киваю, бормоча что-то вроде «да-да, конечно». Не хватало еще разреветься при них! И даже не удивляюсь, когда женщина по-хозяйски направляется в кухню, увлекая за собой дочь. Зажмуриваюсь изо всех сил, удерживая слезы. Не плакать! Только не сейчас!

– О-о-о, да у вас тут целый пир! – доносится голос откуда-то издалека. – Леше с вами повезло!

Зажимаю ладонями уши, чтобы ничего не слышать. Совсем не таким я представляла этот вечер. Но теперь уже неважно. Ничего не важно. Пусть делают, что хотят.

Беззвучно проскальзываю в коридор, ныряю в кроссовки, хватаю с вешалки куртку и, открыв дверь, бросаюсь вниз по лестнице. Несусь так быстро, как только могу, хоть в этом и нет никакого смысла: за мной никто не гонится.

Боль кислотой разъедает внутренности. Слезы предательски жгут глаза. Сдержаться не получается: едва я оказываюсь на улице, как они срываются, и остановиться уже нет сил. Захлебываюсь рыданиями, слепну от одурманивающего тумана.

Кручу в голове все услышанное, повторяю фразы, которые въелись в сознание, словно это способно помочь во всем разобраться.

Только надо ли? Ведь подобное не выдумать, не подделать. Не выдать за правду, если оно таковым не является. И документы наверняка настоящие. Как и сведения в них. Это просто я, дурочка, поверила в сказку, которую сама же и придумала. А он… он даже о чувствах своих ни разу внятно не сказал. Просто воспользовался тем, что я с такой готовностью предложила ему. Почему бы и нет?

Даже не обвинить, что обманывал меня. Я ведь просто не спрашивала. И в голову не приходило задать подобные вопросы. Зря, как оказалось. Ведь можно было избежать стольких проблем. Знала бы от начала – не влюбилась бы еще больше. Не позволила бы случиться всему, что случилось.

Рука непроизвольно опускается на живот в попытке защитить поселившуюся там кроху. Поверить не могу, что всего каких-то полчаса назад я планировала наше с Лавроненко общее будущее. Мечтала, как заберусь к нему на колени, прильну к сильной груди и расскажу о ребенке. Покажу фотографию, которую сделала врач. И как он обрадуется. Почему-то была уверена, что обрадуется, почувствует что-то похожее тому, что испытала я. Подступившее в один момент упоительное, сладкое счастье.

Но теперь он даже не узнает об этом. Я не стану рассказывать. Зачем? Если он не счел нужным сообщить мне о том, что в его жизни есть другая женщина и, тем более, уже почти взрослая дочь, то и я не стану ничего говорить. Пусть живет, как жил, но уже без меня. Не вернусь ни к нему, ни на работу.