Любимая улица

- А как же, - ответила Анисья Матвеевна, которая всегда все про всех знала. - За руку схватили: лез в дедов карман. Дед повесил пиджак и думать ничего не думал, а внучок на тебе!

- Что за поветрие такое? Валя залез в карман, и Степа тоже. Странно... - сказала Саша, взглянула на Аню и, сама не понимая почему, неожиданно для себя спросила:

- Анюта, ты что-нибудь знаешь?

Склонившись над тетрадкой, Анюта молчала.

- Анюта... - повторила Саша.

- Ничего мы не знаем, - сказал Женя. - Откуда нам знать?

- Ты говоришь не правду, - сказала Саша. Ответа не было.

"Что же такое? - думала Саша, глядя на детей. - Живешь с ними душа в душу, тебе кажется, что все о них знаешь, гордишься, что они доверяют тебе, - и вот..." Саша положила руку Анюте на голову. Всегда в ответ на это Анюта поднимала лицо и улыбалась Саше навстречу или терлась щекой о Сашину руку. Если Саша клала ей руку на голову или гладила по щеке, это значило: "ты - моя милая". Или: "давай поговорим". Или: "мне некогда, я ухожу, но я про тебя помню". И Аня всегда отзывалась. А вот сейчас она только ниже нагнула голову, почти легла щекой на тетрадь. А Женя смотрел в угол, крепко стиснув зубы.

- Я не буду больше спрашивать, - сказала Саша. - Захотите, скажете сами.

Прошла молчаливая, невеселая неделя. Митя был в командировке, дети пропадали во дворе. Часам к шести Анюта приходила и садилась за уроки, а Женя шел прямо домой. Саша ни о чем не спрашивала, Анюта молчала. А Степу Лубенцова пороли каждый Божий день.

- Ты скажи мне, кто тебя научил! - неистовствовал дед.

- Ой-о-йой! - вопил в ответ Степа.

- Тут не без Мустафы, - сказал Леша, - голову даю на отсечение. Анюта, я никому ничего не скажу, ты мне только ответь: Мустафа?

У Ани теперь на все был один ответ: она опускала голову. И ни слова.

И вот грянула буря. Поздно вечером, когда дети уже спали, к Поливановым зашла Антонина Алексеевна.

- Сашенька, - сказала она, - я молчала до поры до времени, но я думаю, что это неразумно. Дело в том... одним словом...

- У вас что-нибудь пропало? - спросил Леша.

- Месяц назад у Семена Осиповича пропал кошелек. Там ничего особенного не было... мелочь... Рубль, кажется... Не помню... Я, признаться, решила, что он его куда-то засунул. Одним словом, не придала значения... Но неделю назад пропала десятка из ящика. Я решила, что ошиблась в счете... Но на другой день...

- Я сейчас разбужу Анюту, - сказала Саша.

- Нет, - торопливо перебил ее Леша. - Я завтра с ней сам поговорю.

- Да вы очумели? - сказала Анисья Матвеевна. - При чем тут девка? Да вы что, без глаз? Это парень, это Женька ваш орудует. Ну, зачем он тут околачивается с утра до ночи? Ну, покормить, ладно, это я понимаю. Поел и-иди подобру-поздорову. Ты скажи, Александра, зачем ты ту заразу привечаешь? Ты мне скажи, зачем? Не солнышко, всех не обогреешь, мало ли их безотцовских - что ж, всех в дом тащить: ешь, пей, воруй? Нечего девчонку будить. Я завтра этого стервеца сама изловлю и выдеру ккак сидорову козу. Смотри! Ходить перестал! То с утра до ночи здесь, а то, гляди, нет его. Знает кошка, чье мясо съела! Ах пащенок!

Она стояла простоволосая, на пергаментных желтоватых щеках выступил непривычный румянец.

- Я очень жалею, - сказала Антонина Алексеевна, - по согласитесь: что же мне делать? У нас никто не бывает, только дети. И пока Анечка ходила одна, никогда ничего такого не было.

- Да Женька, Женька это! Неужто непонятно! - закричала Анисья Матвеевна.

- Это я! - послышалось с Аниной кровати. Все обернулись. Анюта сидела, свесив с кровати босые ноги. Ситцевая ночная рубаха в голубых цветочках. Тонкая шея. Глаза глядят отчужденно. - Это я взяла деньги!

- Ты? Ты взяла? И у кого!

- Очумели вы все! - крикнула Анисья Матвеевна. - Не она это, говорят тебе, не она!

- Это я, - шепотом повторила Аня.

На другой день, выйдя из академии, Леша увидел Женю. Должно быть, он дожидался давно: окоченел в своем пальтишке на рыбьем меху; нос красный, губы синие. А заговорил - зуб на зуб не попадает.

- Алексей Константинович, это я взял деньги! - сказал он, не здороваясь. - Анюта врет, это я, честное слово!

- Какое у тебя может быть честное слово. Ну, рассуди сам. Как я могу верить человеку, который... - Леша даже остановился, посмотрел на Женю и вдруг сказал:

- Вот что, брат, у нас с тобой есть только один выход: поговорить начистоту. Выкладывай все как есть.

- Я не могу. Это тайна.

- Тогда уходи.

Леша ускорил шаг, Женя почти бежал следом. В молчании они дошли до Поливановых, Леша безжалостно шагал через три ступеньки, Женя, изнемогая, едва за ним поспевал. Они вошли. Саши еще не было. Аня лежала, уткнувшись лицом в подушку, Катя сидела рядом на низкой скамеечке - эту скамейку Митя смастерил для Анисьи Матвеевны: старуха ставила на нее ноги, когда садилась вязать.

- Анюта! - окликнул Леша. Она не шелохнулась. - Анюта! - повторил Леша. - Женя говорит, что деньги взял он!

Анюта тотчас села, отвела со лба прядь светлых волос и, не глядя на Женю, сказала:

- Не правда. Это я.

- Врет! Она врет! Честное слово, это я!