Любимая женщина Альберта Эйнштейна

Завершив свои «заокеанские гастроли», Соломон Михайлович вернулся в Москву и был несказанно рад получить приглашение на золотой юбилей своего друга Петра Леонидовича Капицы.

Поднимая заздравный бокал в честь юбиляра, Михоэлс, разумеется, не мог не поактерствовать:

– Дорогой Петр Леонидович! Моя жена всегда говорит... – он сделал паузу, которой бы аплодировал сам Станиславский. – Так вот, моя жена говорит, что никогда не надо пить всю рюмку разом. Если пить ее глотками, то в одной рюмке можно уложить несколько тостов. А кстати подумать и поговорить. Поэтому разрешите мне разделить этот бокал на три глотка и три тоста. О ваших научных достижениях я скажу позже... Я начну прежде всего с того, что выпью за вас, Петр Леонидович, за воинствующего гуманиста. Я никогда не забуду ваше замечательное выступление на антифашистском митинге, бесконечно перед вами в долгу, и хотя я немало сил положил для того, чтобы развеять версии о том, что вы – еврей, и добился своей цели, остаюсь вашим должником. Счет, предъявленный вами, – спектакль «Гамлет» на русском языке, – оплачу.

Гости зааплодировали.

– Второй мой тост идет из глубины моих собственных недавних переживаний. Дорогой Петр Леонидович, по опыту своему говорю вам: из-за пятидесяти лет не грустите. Выпьем лучше за то, что настоящая молодость приходит с годами. И наконец, третий мой глоток – просьба! Дорогой Петр Леонидович, это касается ваших замечательных трудов в области физики, ваших поистине неповторимых достижений. Пожалуйста, создавайте тяжелую воду, переводите жидкость в газ, а твердое тело – во что хотите, только оставьте нам нормальные спиртные напитки!

После отшумевших оваций друзья нашли возможность уединиться. Они сидели в кабинете академика и потягивали армянский коньяк, плотно затворив двери. Капицу, конечно, крайне интересовала поездка Михоэлса в Америку, встречи с Эйнштейном и другими физиками.

Рассказывая о своих впечатлениях, Соломон Михайлович рассыпал комплименты Альберту Эйнштейну, но в то же время говорил о том, что ему не очень понравилась опека, которую взяла над ним наша с вами, Петр Леонидович, соотечественница, мадам Коненкова. Ласковая и жесткая...

– Лаврентию Павловичу вы, конечно, об этом рассказывали?

– Ну а как иначе?!.

Помолчав, Михоэлс сказал:

– Вы знаете, когда я заявил, что в СССР антисемитизма нет, Эйнштейн грустно улыбнулся и заметил: «Этого не может быть. Антисемитизм – тень еврейского народа...» И еще, знаете, у меня там вырвалась одна фраза, а Фефер ее наверняка записал и передал куда следует.

– И что за фраза? – заинтересовался Капица.

– На одном из приемов я ляпнул примерно следующее: «У еврейской культуры в России нет будущего. Сейчас нелегко, но будет еще хуже. Мне многое известно, а еще больше я предвижу». Кто меня за язык тянул?..

– Да не переживайте вы так, Соломон Михайлович, – стал успокаивать Михоэлса академик. – Я сам себе иной раз такое заверну! Надеюсь, и вас гроза минует. А с кем еще виделись там, в Америке?

– О, знакомств было великое множество, практически каждый день новые встречи. Познакомился с такими замечательными людьми. Один Эйнштейн – это же целая планета... А Чарли Чаплин, Фейхтвангер, Марк Шагал, Манн, Драйзер?.. Все не перечесть. Впечатлений на всю жизнь хватит...

НЬЮ-ЙОРК

В 1942–1943 годах атомная тематика выходит на первый план в деятельности советской разведки в Америке. Уже 27 марта 1942 года резиденту Зарубину по совсекретной почте поступает директивное письмо от 1-го Управления НКВД СССР: «Над проблемой урана-235 и использования его для изготовления бомб огромной разрушительной силы очень усиленно работают в Англии, Германии и США. По-видимому, проблема близка к практическому разрешению. Этим необходимо заняться со всей серьезностью...»

В сентябре того же года Сталин подписал особо секретное распоряжение «Об организации работ по урану», в соответствии с которым была активизирована вся закордонная агентура. Дружеские отношения, которые установились между Елизаветой Зарубиной и Маргаритой Коненковой, тому в немалой степени способствовали.

Много лет спустя даже генерал-лейтенант КГБ Павел Судоплатов в своих мемуарах подтверждал, что главным направлением заокеанской резидентуры в годы войны было именно атомное, и как раз с этой целью «жена скульптора Коненкова, наш проверенный агент, сблизилась с физиками Оппенгеймером и Эйнштейном». Но если с последним «сближение» можно было понимать однозначно, то с Оппенгеймером задача представлялась куда более проблематичной.

Во-первых, Марго смущало, что Роберт в отличие от Эйнштейна оказался абсолютным подкаблучником и во всем полагался исключительно на мнение своей благоверной. Во-вторых, он много болтал, без устали демонстрируя кому ни попадя свои наивные прокоммунистические взгляды, тем самым зарабатывая себе не самую лучшую репутацию в американском обществе. Это было серьезной помехой, вздумай они его завербовать. Оппи на следующий же день выдал бы себя с потрохами, заявив какую-нибудь очередную антиимпериалистическую чушь.