Любимчик Эпохи

Вторым эпизодом, вознесшим Илюшу на пьедестал в глазах Фаины Ивановны, стал приезд в Тольятти артиста Саши Баринова, чье лицо мелькало в каждой второй картине российского кинематографа. Саша представлял новую ленту «Прости, друг» и разъезжал с презентациями по всей стране. После выступления в главном кинотеатре Сашу знакомили с местной элитой и предлагали отобедать в кругу значимых для данного города людей. Это являлось обязательной частью программы. В Тольятти спонсором кинопроката было сообщество, которое возглавляла Фаина Ивановна. Поэтому кроме официального банкета Сашу ждал вечер в узком кругу. За три дня до приезда актера все работники коттеджа стояли на ушах. На застекленной террасе готовили место для камерного оркестра, выставляли шоколадные фонтаны, заносили гигантские корзины цветов. Таджики в телогрейках в прямом смысле красили зеленой краской бритую траву из огромных распылителей. На фоне этого ажиотажа чуть поодаль в центре не орошенной еще лужайки крупный мужик катал взад-вперед инвалидное кресло. В нем, укрытый пледом, сидел кто-то мучительно уставший, истерзанный, лишний. Пронзительное его одиночество не могли заглушить ни репетиции музыкантов, ни грохот подъезжающих грузовиков, ни визг разводящей всех и вся Фаины Ивановны. Илюша, не в силах объяснить свой порыв, оторвался от работы и подошел к коляске. Прозрачными глазами сквозь него смотрел искаженный судорогой человек. Светловолосый, беспомощный, отрешенный. Илюша содрогнулся: ему показалось, что инвалид чудовищно похож на него самого. Точнее, на его школьную версию, хрупкую и болезную. Вывернутые худые руки лежали поверх пушистого покрывала и явно не держали даже куска хлеба. Загнутые кверху стопы в огромных ботинках никогда не касались земли. Природа не приспособила парня к жизни, и это ощущение Илюше было знакомо как никому другому. Он снял перчатку, сел на корточки и взял в свою ладонь вялую бледную кисть колясочника. Под пальцами что-то напряглось, инвалид дернул головой и скосил глаза на Илью.

— Д-держись, д-дружище, — прошептал Илюша.

Парень затрясся, в уголках глаз появились слезы. Мужик, катавший коляску, грустно посмотрел в небо.

— Да не понимает он тебя. Федя — растение, овощ.

— С-сам ты овощ! — разозлился Илюша.

В двух метрах взорвалась пробная петарда. Вечер должен был увенчаться салютом. Инвалид дернулся и закричал. Илюша инстинктивно накрыл его телом. Холодная щека Фаниного брата коснулась горячего Илюшиного виска. Федя прижался к нему как к батарее и застыл.

— Ишь ты, не вырывается, — удивился мужик, — замерз, поди. Ладно, пусти, Феде обедать пора.

Илюша поднялся и, не оглядываясь, пошел прочь. В горле стоял комок, сердце саднило, ребра сомкнулись и не давали дышать. Он вернулся к панно: нарядный космонавт махал рукой землянам, сзади него развевалось знамя. Часть черно-синего космоса с серебристыми звездами оставалась еще лежать россыпью в коробке. Современное итальянское стекло в отличие от прежнего прибалтийского придавало картине налет диснеевской мультяшности. Илюша вздохнул и начал замешивать очередную порцию раствора. Сзади, шурша гравием, подкралась тяжелая Фаина Ивановна.

— Знаешь, сколько лет я смотрела на эту картину? — загадочно спросила она.

— С-сколько?

— Всю свою молодость. Вплоть до окончания училища.

— А п-потом?

— А потом вышла замуж за учителя химии. Стала жить в доме его родителей. Там уже Даная висела в нашей комнате.

— Д-достойная зам-мена, — сказал Илюша.

— Вот встретим столичную звезду, а потом я займусь тобой.

— В с-смысле?

— Покувыркаемся, — хитро пообещала Фаина Ивановна.

— В-вы меня п-переоцениваете, — испугался Илюша, — я п-плохо кувыр-ркаюсь.

* * *

Кортеж из шести машин привез желанных гостей. Из первого «гелендвагена» вышли худой мужчина — глава семейства Евгений Алексеевич — и Саша Баринов с красивой жеваной рожей и в мятом смокинге. Ковровая дорожка длиной в шестнадцать метров вела к веранде, где играл оркестр и угощались люди в вечерних нарядах. По ней, с крыльца, навстречу актеру спустилась Фаина Ивановна в многослойном шелке с голыми плечами и разведенными в стороны руками, излучая гостеприимство.

— Восхищаюсь вашим талантом, — пробасила она, — счастлива видеть на нашей земле!

Баринов слегка поклонился и рыгнул. Казалось, он еще не отошел от предыдущего банкета.

— Сразу в дом или подышите? — спросила хозяйка.

— А давайте подышим, — обрадовался Саша.

— Женя, что стоишь, остолоп, — обратилась она к мужу, — проводи звезду по нашему саду, покажи бассейн, сауну. Вы ведь не против сауны с можжевельником после ужина?

— Эммм… — Саша не нашелся что сказать. Он вытянул из кармана пачку сигарет и закурил.

Хозяин, пытаясь услужить, повел Сашу с его свитой по вымощенным мрамором тропинкам и с дотошностью экскурсовода разъяснял, откуда привезен камень для скамеек и скульптур, где заказывались фонари и остроконечные туи.

Саша покорно кивал, пытаясь понять, зачем ему эта информация.