Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС

Нельзя было больше и думать, что какое-либо чудо могло остановить советский натиск, не существовало больше никакого боевого рубежа, никакого сопротивления. Тащиться по дороге означало самоубийство.

Для командиров моих полков и батальонов я составил приказы об отступлении к Любеку: они должны были использовать все средства транспорта, погрузить солдат на каждую повозку. Я поставил валлонских жандармов на все перекрестки, чтобы направлять наших солдат от пункта к пункту, подгонять отстающих, дабы избежать любых осложнений.

Во что бы то ни стало я решил увидеть Гиммлера, добиться от него ясных, четких приказов для моей дивизии и для дивизии «Фландрия», напомнить ему о десятках тысяч добровольцев, отважных среди отважных. Помнил ли он их еще в спорах о Любеке? Собирались ли сбросить их в бездну?

Пока была возможность спасти моих ребят, я хотел ее использовать, и через проселочные дороги, обгоняя все, что было впереди, бросился к Любеку и к Гиммлеру.

Дорога на Любек давала точную картину положения 30 апреля 1945 года. До Шверина разливалась широкая и бурлящая река гражданских беженцев и военных, текущая с востока.

В Шверине все сливалось. Только замок герцогов единственный сохранил свою черепичную крышу, чистоту камней, видевших, как проходили люди и века. Остальная часть города тонула в переплетавшихся потоках, катившихся с востока на запад.

Вот именно там неминуемость конца света в Германии стала для нас ослепительной реальностью. Человеческий поток, спускаясь с Варена, спасался от советских танков. Другой людской поток выливался от Эльбы, убегая от англичан. Обе линии наступления союзников сближались все больше, как две закрывающиеся дверные створки.

Близость англичан обозначалась в небе. Начиная со Шверина над всеми дорогами с сумасшедшей яростью патрулировали эскадрильи «Типфлигеров». Британские самолеты пикировали на колонны, откуда тотчас вздымались десять-пятнадцать снопов густого дыма. Горели резервуары с горючим, горели покрышки колес, горел багаж беженцев.

На пятьсот, на тысячу метров был один сплошной густой, почти непроницаемый пожар, пересекаемый взрывами. Из разнесенных повозок вываливались пожитки женщин-беженцев. Нескончаемые колонны были брошены на произвол судьбы. Моя машина и автомобиль начальника штаба с огромным трудом продвигались через это скопище обломков и пожаров.

Каждые пять минут нам приходилось бросаться в кювет, и над нашими головами трещали очереди английских самолетов.

Самым трагичным зрелищем были раненые. Госпитали в спешке эвакуировались из этого района, но не было ни одной санитарной машины. По дорогам шли сотни несчастных парней с руками и грудью в гипсе, с забинтованными головами, многие шли на костылях. Они вот так должны были тоже идти к Балтийскому морю, пешком среди горящих машин и в страшной толчее.

Я проехал кое-как свои километры и добрался наконец во второй половине дня до Любека, в штаб к адмиралу Деницу.

Один из ближайших его помощников отвел меня в угол комнаты и сказал вполголоса – это было 30 апреля 1945 года в семнадцать тридцать вечера – доверительную новость, заледенившую мне кровь:

– Будьте внимательны: завтра сообщат о смерти фюрера!

Гитлер действительно был мертв? Или пытались выиграть время, прежде чем обнародовать эту ужасную новость? Или готовили что-то другое?

Во всяком случае, до исторического заявления адмирала Деница «Битва за Берлин» новость о смерти Гитлера мне была сказана на ухо в самом штабе адмирала. Я еще больше убедился в приближении развязки, когда пришел в отделы штаба войск СС на севере Любека на берегу залива, заливаемого дождем.

Но никто точно не знал, где находится рейхсфюрер СС. Мне могли только указать на карте замок, где должен был находиться его КП. Чтобы добраться туда, надо было сначала вернуться в Любек, затем проехать километров сорок по дороге на восток вдоль балтийского берега в направлении Висмара.

Мне пришлось с неимоверным трудом пробираться через тысячи грузовиков, двигавшихся к северо-западу. В любой момент они могли раздавить нас.

В два часа утра, когда мы прибыли в район Кладова, я был поражен удивительным явлением. Длинные белые лучи прожектора освещали соседний берег и небо. Это должно было быть летное поле Гиммлера. Но если была такая иллюминация, значит, противник терпел ее.

Я представил, как Гиммлер летит в этот час в темном небе. Он действительно летел там. Замок, где располагался его КП, был почти пуст, когда я наконец вошел в него, долго поплутав в окрестном лесу.

Это было мрачное сооружение в псевдоготическом стиле 1900 года, настоящая декорация для детективного фильма. Едва освещенные узкие коридоры и лестницы имели траурный вид.

Флаги гильдий свисали сверху, как в мрачной часовне. В трапезном зале современные картины представляли все категории трапезничающих в виде карикатур, на манер Пикассо. Вдоль зубчатых стен из красного кирпича и под осинами парка несли службу полицейские с продолговатыми пепельными головами.