Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС

Высшие офицеры щедро обменивались шутками и каламбурами. Но эти шутки звучали неестественно и фальшиво. Мне конфиденциально показали текст радиограммы, которую только что отправили Гиммлеру.

Между тем, никто не хотел верить, что с нами все кончено: конечно, что-нибудь сделают, чтобы помочь нам! Генерал Гилле с застывшим взглядом молчал. Советские самолеты появлялись беспрерывно и яростно бомбили весь участок. Фельджандармы рыскали по избам, разыскивая горстки симулянтов. Атмосфера была странная: мы хорохорились, но солдаты здесь были по набору, а не добровольцы, и командование беспокоилось.

Я вернулся в Белозерье, вдыхая сухой воздух, любуясь блеском синего неба, удивительно чистого и впечатляющего.

Через два часа телефонный звонок из дивизии передал на наш КП роковую весть. Одиннадцать немецких дивизий были окружены. Ровно через год после трагедии на Волге начинался второй Сталинград.

VI В окружении под Черкассами

Окружение одиннадцати немецких дивизий в зоне Черкасс завершилось 28 января 1944 года в восьмидесяти километрах позади нашей линии. Но на флангах враг был близко: он был в пятнадцати километрах от Корсуня, на западе от нашего КП в Белозерье. Мы слышали лязг гусениц танков.

Мы день и ночь не снимали одежду, обувь и вооружение – гранаты и автоматы держали на расстоянии вытянутой руки. Саперы-минеры рвали все в огромном количестве, ночь была наполнена мрачным грохотом.

Прошло три дня. Мы начинали привыкать: уберегшись от ста ловушек в Донбассе, на Дону и Кавказе, мы не в первый раз были в таком убедительном положении. Каждый из нас хотел убедить себя в том, что это окружение было не более чем очередным приключением. Верховное командование не оставит же нас просто так – контратака разорвет кольцо врага, это было ясно.

Теоретически дело уладила радиотелеграмма знаменитого генерала Хубе. Эта телеграмма была краткой и хорошей: «Иду!»

Генерал был на подходе. Огромная колонна немецких танков двигалась с юга и уже пробила коридор в советских порядках за нашей спиной. Мы оживленно следили по карте за продвижением наших освободителей. Пали десятки деревень. Сводка сообщала о ста десяти подбитых русских танках. Через два дня оставалось лишь пробить узкий проход во вражеских порядках в девять километров толщиной.

Те, кто прибывал с этого направления, с горящими глазами говорили нам, что уже была установлена связь с нашими спасителями посредством маленьких передатчиков батальонных КП. Еще один мощный ударный прорыв, и освобождение было бы завершено.

И действительно, мощный удар был нанесен. Но его нанесли Советы.

Они спешно подтянули дополнительные бронерезервы. Тремстам немецким танкам, что подошли к нам, пришлось остановиться, затем отступить. Скоро красные уже имели у нас в тылу зону безопасности шириной в пятьдесят километров. Осмелев от успеха, советские дивизии бросились с юго-востока и юга вглубь наших линий, на этот раз отбрасывая к северу и востоку массу окруженных войск, отделяя их все больше и больше от немецких тылов, откуда могло бы прийти спасение.

Обозначилась и другая катастрофа: с начала окружения мороз сменила весенняя оттепель, было как в начале мая. В зиму 1941—1942 годов во время контрнаступления в Донбассе мы уже познали два дня внезапной оттепели, превратившей дороги в грязное море, но холод вернулся и восстановил порядок.

Поэтому поначалу мы смотрели на таявший снег с любопытством. Верховые облака блуждали по небу, посеченные мелким острым дождем, мы зигзагами продвигались по гололеду, мокрому и сверкающему, почти непроходимому. Затем поля опять стали желтоватыми и коричневыми. Лес, полностью вымытый, расстелил на склонах свое фиолетовое одеяло. Опушки и просеки были как черные экраны. Дороги проваливались под грузом нашего транспорта, намокали. Скоро автомашинам пришлось продвигаться уже по настоящим рекам: сероватая вода поднималась до половины дверцы.

Мы еще смеялись. Это было смешно. Каждый из нас был забрызган по шею.

Через четыре-пять дней мороз не вернулся. Каждое укрытие под своим сводом, который, тая, оседал, каждый окоп, каждая траншея, куда протекала вода с окрестностей, были не чем иным, как ванны или бассейны, в их глубине беспомощно барахтались солдаты, вооруженные котелками и ведрами.

Поля были настолько вязкими, что их невозможно было пересечь. Дороги все более и более размывались, многие перекрестки стали непроходимыми. Уровень воды достигал там одного метра. Склоны стали ужасным катком, вязким, как вар. Артиллерийские тягачи день и ночь должны были вытаскивать застрявшие в грязи машины.

Однако в глубине позиций пятнадцать тысяч единиц мотопехоты, пятнадцать тысяч машин, крутились по кругу, все более и более уступая примитивному давлению врага, нечувствительного к стихиям. Эти тысячи солдат-жаб почти с удовольствием копошились в грязи нескончаемых болот.

* * *

Советы овладели значительными складами боеприпасов, сконцентрированными в пятидесяти-шестидесяти километрах к югу от Черкасского участка, в том месте, где красные армии соединились.