Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС

На склоне напротив наши штурмовые танки получили сигнал наших ракет. Они поддерживали наше наступление, их снаряды открывали нам проходы и бреши. Мы заняли гребень поселка. Наши автоматы гвоздили врага. Еще несколько схваток, диких, но решающих, и Советы были выброшены по всему сектору, отброшены к лесу на северо-востоке.

Вторая рота совершила героический подвиг. Ее самые отважные бойцы добрались до нас с большим грохотом. Ирдынь была взята.

Более восьмидесяти трупов советских солдат, павших в рукопашной, лежали, раскинув ноги, с окровавленными руками. В снегу валялось много раненых. Невредимым остался один-единственный русский.

Как обычно, размеренно и методично продвигались немецкие саперы. Деревня была пуста, к счастью, не было никого из гражданского населения! Приготовленные к бою, укрепленные дома, подброшенные минами, взлетали в воздух и падали вниз плоскими, как доски. Колхозные сараи горели красно-золотым пожаром в хрустальном заревом небе. Еще час, и вся укрепленная позиция красных будет уничтожена.

* * *

Вскоре мы увидели, что этот час будет адским часом. Шум боя взбудоражил весь лес. Советские подкрепления валили со всех сторон. Враг, отброшенный в лес на склоне, бросился в огонь деревни. Русские снайперы залезли на деревья. Мы образовали заслон как раз у края леса, но на нас обрушился шквальный огонь.

Немецкие саперы спешили, им надо было завершить начатое. Враг сжимал нас со всех сторон. Что же нам было делать, если колонна должна будет отступать, влезать в липкую грязь болот или преодолевать на открытой местности эти три километра?

Я дал приказ начать перегруппировку трем четвертям личного состава группы. За это время мы бросались в контратаки.

Через час большая часть колонны была вне досягаемости для советских пулеметов. Мы видели, как люди выползали, как мухи, из болота. Во всяком случае, они были спасены.

Саперы полностью закончили свой титанический труд и тоже отступили. Нам больше ничего не оставалось, как отрываться в свою очередь, но это не обещало быть легким делом.

* * *

Нам понадобилось три часа, чтобы преодолеть эти три километра. С несколькими автоматчиками я закрепился на выходе из деревни, рядом с Дековиллем, который до войны возил торф из болот. Из этого укрепления мы отстреливались как могли, чтобы прижать врага вне лесного массива, не давая войти в лес.

Большая часть моей группы арьергарда вышла уже на дорогу через болото, неся последних раненых, среди которых были те, кто уже не считал себя жильцами. У одного молодого рабочего-металлиста из Парижа (у нас в бригаде было с сотню французских добровольцев) была оторвана рука и взрезан живот. Он потребовал, чтобы его просто прислонили спиной к стогу сена и оставили там.

Большинство раненых не могли сделать и шага. У одного из моих людей были прострелены легкие. Из желтой кожи его голого торса на снег сочились две розовые пулевые точки, лицо было почти зеленым. Нам надо было любой ценой спасти этих несчастных парней.

Самые крепкие среди нас взваливали их на спины. Но мы проваливались в грязи. Надо было переходить через глубокие ручьи, некоторые раненые падали, исчезая в ледяной воде, откуда их вытаскивали ценой огромных усилий.

Двумя маленькими группами мы сменяли друг друга, чтобы завершить этот последний отход. Мы стреляли, другая группа занимала позицию в ста метрах позади нас. Когда она тоже была готова открыть огонь, мы по флангам отходили на сто метров за них.

Один из моих товарищей получил ужасную очередь в живот. Каждый из нас по очереди нес его как мог. Спины у нас были совсем мокрыми от его крови. Но мы смогли вытащить его. Он умер через два дня, в муках, но свободный…

В полдень мы наконец достигли на краю болота холма Староселья, не бросив ни одного раненого, равно как и нашего советского военнопленного, так нужного командованию.

По крутым тропинкам мы дошли до наших танков, неся на носилках наших окровавленных товарищей.

Ирдынь была уничтожена. Мы выполнили задачу. Но не было радости у нас на лицах. Наше воображение и воспоминания были в другом месте. В наши грузовики мы забирались удивленные и смущенные от того, что в них было много свободного места. 

Праздники

На Рождество 1943 года каждая землянка поставила свою рождественскую елку, украшенную ватой, которую сперли у санитаров.

На фронте я никогда не видел веселого Рождества. Солдат пил, пел, с часок балагурил, это было очень здорово. Потом каждый вспоминал свое Рождество дома, елки, что светились, как дети радовались, жены тоже, все пели нежные песни. Взгляды терялись вдали, видя свои хутора, когда-то счастливые родные квартиры. Какой-нибудь солдат выходил, его видели совсем одного под луной, он плакал.

Этим вечером в дивизии случилось много самоубийств. Сердца разрывались в слишком большом напряжении от стольких месяцев страданий и разлуки.