Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

Море напоминало широкую реку. Мне не терпелось оставить эту водную горловину, добраться до Каттегата, увидеть, как растворятся краски враждебного вражеского неба.

Наступил вечер, английские самолеты не достали нас. Дул озорной северный ветер. Облокотившись локтями на борт, я мечтал, глядя, как под светом миллионов звезд от кормы бурунились свежие снопы морской воды. Море дрожало, искрилось до бесконечности. Его звуки успокаивали меня.

Наш корабль шел быстро. Если мы хотели избежать массированной атаки с воздуха, то надо было дойти до норвежских фьордов рано утром.

Никому на борту не было разрешено спать, поскольку в любой момент мы могли нарваться на мину. Но море было широкое, места в нем хватало и для мин, и для нас. Мы не встретили ни одну.

В течение ночи мы слышали над мачтами шум авиации союзников. Моряки объяснили нам, что на море авиация донимала их так же, как и на сухопутных дорогах.

Ночь была великолепной и светлой. Английские самолеты каждый раз спускались очень низко, почти до самой воды. Мы воздерживались от какой-либо реакции. Они, должно быть, спрашивали себя, что мы там делали в Каттегате, тогда как война в Дании закончилась. Они не настаивали на преследовании.

В восемь часов утра мы увидели коричневые и черные скалы Норвегии. Мы входили в ослепительный фьорд Осло. Ни одной лодки, ни одной шхуны на горизонте. Вода была гладкая как металл, ледяной голубизны, в которой переливались серебряные блестки.

По берегу деревянные виллы, выкрашенные в синий, в коричневый, в белый и в зеленый цвета, наполовину утопали в елях. Я думал о флоте Рейха, что высаживал войска таким же светлым утром в апреле 1940 года. Черноватые скалы были великолепны. Они глубоко спускались в фьорд, с блеском опрокидывались в блестящую воду.

Наш маленький серый корабль шел впереди два часа. Залитые солнцем берега все более и более сближались. Вдали вырисовывались крыши, башни церквей, доки, элеваторы.

Это был Осло.

Было десять часов утра. Нам ответил звук сирены. Мы пришвартовались рядом с двумя красивыми «карманными» подводными лодками, размерами чуть более гоночной яхты, желто-зеленого цвета, как сухие листья табака.

Город Осло инкрустирован в глубине самых сияющих бухт Европы. Он еще дремлет.

Воскресенье. Проезжают редкие трамваи. Мы позвонили по телефону. За нами пришла машина и увезла нас в горы, что идут вдоль фьорда Осло на юго-запад. Погода была чудесная.

Тысячи девушек с прекрасными телами, завернутые в легкие пижамы ласковых цветов, крутили педали велосипедов вдоль дороги, среди скал и черных елей.

Все эти лесные нимфы направлялись к травянистым склонам. Вода сверкала темно-синим отливом, бурлила вокруг огромных камней, отдыхала в спокойных блестящих бухтах. Два раза мы спрашивали дорогу. Путницы, рассматривая нас, говорили «нет» кивком головы. Несмотря на солнце, блеск весны, кокетливые красные и синие шорты и светлые шевелюры волос, война и ее враждебность были на первом месте…

Мы прибыли на вершину одной горы в замок наследного принца Олафа, где я должен был встретиться с немецким гауляйтером Норвегии, доктором Тербовеном. Тот сразу же меня принял, с замкнутым, ничего не выражавшим лицом и маленькими моргающими глазками, как у Гиммлера.

Я объяснил ему свой план. Я хотел бы немедленно отправиться на Северный фронт Норвегии. Пока будет длиться война с большевиками, мы хотели отметить в боях участие нашего легиона. Другие валлонцы без промедления примкнут к нам.

Доктор Тербовен должно быть получил очень обескураживающие новости. Он качал головой. Он сказал мне о Швеции и Японии. Я подумал о Нарвике и о северном мысе.

Он приказал принести старого французского коньяка и предложил мне приличные сэндвичи. С террасы замка открывался вид на залив — огромную незабываемую симфонию темно-голубых, белых, коричневых и зеленых тонов. Почему же ярость терзает сердца людей, когда земля так прекрасна?

Доктор Тербовен забронировал мне квартиру в Осло. Он будет держать меня в курсе событий. Я опять спустился в сияющую долину. Страна была чудесной, но я больше не представлял, как я отсюда выберусь.

Я принял ванну, установил радиоприемник в комнате: союзники напирали. Я был усталый и проспал всю ночь.

На следующий день, когда я проснулся, — это было 7 мая 1945 года, я услышал крики солдат по Радио-Лондон. Они уже били в барабаны — капитуляция Рейха была решенным делом, вопросом нескольких часов, может быть, нескольких минут!

Премьер-министр Квислинг, которого я еще не знал, пригласил меня к себе в Королевский дворец. Я пошел туда к одиннадцати часам тридцати минутам, побродив по улицам города. Дворец впечатлял. На почетной лестнице из белого мрамора лежали два больших ковра. Королевская мебель также была великолепна. Перед дворцом на огромном жеребце зеленой бронзы восседал классический монарх.

Квислинг, казалось, был подавлен. С полчаса мы поговорили о том о сем. Тербовен попросил меня успокоить его. Это снимало большинство вопросов.