Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

Теперь мы предельно осторожно переступали в своих валенках, чтобы не обозначить свое присутствие. Какая бы трагедия разразилась вдруг, если бы враг начал стрелять по изнуренному отряду, у которого кроме этой губчатой пористой почвы не было никакого пути отступления!

Я добрался до маленькой рощицы. За мной один, другой… Все наши триста контрабандистов, как летучие мыши, добрались незамеченными. Лес был рядом с нами. В галлюцинозной тишине, зарывшись в снег, мы отдохнули несколько минут.

Мы добрались до надежного места. Советские посты слева и справа от нас должны быть довольно далеко от места, где мы вышли из болот. Лишь бы только советские часовые спали с большим убеждением, что никогда вражеский отряд не осилит переход через эту проклятую зону в три километра неизвестных болот.

Во всяком случае, худо-бедно нас было несколько сотен по другую сторону боевых позиций врага. Нам оставалось осторожно пройти вдоль этой линии четыре километра до того момента, когда мы точно выйдем на востоке к опорной базе русских в Ирдыни.

Этот ночной переход, при беззвучных командах, в самой середине вражеских позиций, был совершен по дороге лесорубов, пересекавшей Черкасский лес. Дозоры и минеры с миноискателями шли на пятьдесят метров впереди нашей колонны.

Держа пальцы на спусковых крючках, мы следовали за ними, готовые к боевому развороту на случай атаки.

Но в подобной ситуации лучше было не думать об атаке, внутри расположения советских частей, без малейшей возможности помощи или отступления. Если бы враг догадался или обнаружил бы, что триста солдат вот так просто идут в пять часов утра по его тылам, если бы он обрушил на нас свою мощь, мы бы все рано или поздно были бы уничтожены, несмотря на наше сопротивление.

Просвечивался день. Мы приближались к цели. Я по компасу направил пехоту напрямик, чтобы достигнуть опушки леса близ Ирдыни.

Вторая рота имела приказ броситься в атаку, выйдя на юго-востоке. Поэтому она довольно быстро дошла к исходной позиции.

Третья рота должна была атаковать с востока на запад. Она должна была под прикрытием деревьев подняться по всей линии городка, бесконечной, как и все русские деревни.

Снег лежал толстым слоем, лес состоял из плотно посаженных рослых елей. Я развернул своих людей в цепь, так как не знал расположение советских наблюдательных постов; заваруха могла разразиться в любую секунду. Я хотел оттянуть ее насколько возможно: в противном случае как достичь восточной части Ирдыни? Мы обязательно должны были добраться, не вызвав тревоги.

Мы долго ползли по снегу в ста метрах от опушки леса, мы уже видели крыши Ирдыни, несколько дымков над трубами, изгороди.

Мы уже продвигались двадцать минут, когда я увидел двух советских солдат. Должно быть, они что-то услышали. На головах у них были толстые меховые шапки. Они с тревогой смотрели в нашем направлении.

Мои люди зарылись в снег. Слегка приподнявшись, я наблюдал за местностью. Показались другие русские, человек двадцать, затем тридцать, так же бесшумно, как и мы, с автоматами в руках.

* * *

Мы опять поползли. Красные продвигались на уровне нашей высоты, явно не понимая, что может произойти в этом лесу, так как немецкий фронт был в другом направлении на западе, а не на востоке; для них направление, на котором мы находились, было тылом; но тогда почему трещит мертвый лес, сухие ветки? Почему они видели, как вздрогнули ветви ели?

Имея на фланге этот странный эскорт, мы смогли преодолеть еще метров пятьдесят. Мишень была соблазнительной: несколько очередей, и три десятка врагов были бы скошены. Я делал отчаянные знаки своим спутникам, чтобы сдержать их нетерпение. Мы были там не за тем, чтобы убить тридцать солдат, но чтобы взять Ирдынь. Единственное, что следовало сделать немедленно, — это пройти насколько возможно дальше на восток.

Слева от нас мы увидели центр города.

Вдруг, как удар: в самом лесу в двадцати метрах перед нами были два советских блиндажа, и оттуда открыли огонь. С воем мы бросились в рукопашную. Русские, волосатые гиганты, яростно сопротивлялись. Моя винтовка сломалась надвое в руках: я схватил ручной пулемет одного раненого и прыгнул в гущу посреди укреплений Советов. Наши люди косили русских. Те, кто выжил в нашей схватке, бросились в деревню, мы устремились за ними. Как только мы овладели этими двумя укреплениями, нам предстояло атаковать, хотя и с тыла, но всю укрепленную мощную систему Советов.

С юга я слышал шум боя, развязанного второй ротой, которая от окопа к окопу вела ожесточенную битву. Горели десятки домов, знак того, что минометчики уже за работой. Ожидая, пока вторая рота сможет присоединиться к нам, мы должны были держаться и победить.

Красные повернули на нас свои пулеметы, гранатометы и артиллерию. Снаряды и гранаты дождем осыпали нас, усеивая белый снег серыми звездами.

Меня ранило в правую руку. Повсюду падали люди. Местность до начала домов была абсолютно голой. Нескольким из нас удалось достичь первой избы, лишь прокатившись, как бочки, с автоматами в руках по снежному склону. Снег был усеян алыми цветами крови раненых.