Любимец Израиля. Повести веселеньких лет

Развод Трагикомедия в двух частях

Часть первая Броня

Ничего хорошего в разводе нет!

Это, если была любовь.

А ещё хуже, если она осталась…

Но я не про свою избранницу. Тут я сразу же всё зацементировал всерьёз и надолго, а теперь, похоже, что и навсегда. Тут я вцепился как клещ.

И правильно сделал!

Такой ангел, как моя безнадёжно романтичная благоверная – бальзам для неврастеника!

– Я тебе жизнь испорчу! Делать ничего не буду! Стирать, варить, убирать!.. – слабо защищалась она.

– Согласен! На всё согласен! – так по-рыцарски твёрдо и фанатично парировал я, что куда ей было деваться?

Я же был умный, – я же знал, что только ребёнок родится, так программа материнства заработает во всех своих ипостасях. Не может не заработать у такого ангела!

Так вот развод был производственный, и привечали меня конечно в Доме пионеров Калининского района не только за красивые глазки… А я так просто восхищался талантами коллег (в этом коллективе все, за редким исключением, были как на подбор!). Но больше всего меня влюбляла в себя тёплая семейная психологическая атмосфера.

Никогда ни до, ни после я такого чуда не встречал, и, понимая всю уникальность ситуации, дорожил этим как Божьим даром. А так как сцены в «домике» не было, то я (напоминаю!) работал при школе.

В системе просвещения оплата шла по часам, а в кружковой работе ещё и по головам. А какие у меня головы, если чаще всего в сатирических сценках заняты раз, два и обчёлся? Если спектакль или капустник какой-нибудь, то бывало и пятнадцать. Но нужно-то было на те деньги, что мне выписывали – сто двадцать, а то и больше (мне ещё и школа доплачивала!). И финансовые проверки по три раза в году!

Как-то пришла одна бухгалтерша, села в актовом зале и говорит:

– Давай, показывай, – за что тебя везде хвалят!

Снял я ребятишек с уроков (у меня среди других привилегий была и такая, тоже совершенно незаконная) и ну спектакль показывать!..

Бухгалтерша хохочет, в ладоши хлопает, браво кричит, а по окончании спектакля начинает считать артистов по головам и сверять наличие с полными мёртвых душ списками в моём фиктивном журнале.

– Вам же понравилось? – спрашиваю я.

– Очень! – говорит она.

– Так в чём дело? Мне платят за результат и за эффект, а не за погонные метры!

– Я всё понимаю, но у меня приказ прищучить вас и некоего Абрамовича, – говорит она.

– КГБ? – догадываюсь я.

Она молчит и головой кивает.

Хороший человек попался!

– Нет проблем! – говорю я. – Выписывайте штраф и мы друзья навек! – А аккордеонист Альберт Леонидович Абрамович уже два года как в Израиле крутится.

Как она обрадовалась – вы себе даже представить не можете!

Ну, хороший человек!

Точно!

Что-то надо было делать! Я работал наскоками и то, что надо было сделать за месяц – делал за одну репетицию. А это ни в какие дисциплинарные рамки не влазило. Схватить меня за одно место – раз плюнуть, а тут ещё и КГБ уже второй раз на хвост село. Дней за десять до бухгалтерши бравый майор ходил по всем моим рабочим точкам и брал у директоров на меня характеристики (директора мне и сообщили!). И хотя здесь тоже повезло, причём с моим, уже тогда покойным, юридическим папой, но тряхнуло как следует.

Встретил меня на улице этакий седовласый красивый дяденька и говорит:

– Мы очень уважали твоего тестя (тот двадцать пять лет оттрубил в КГБ и незадолго до смерти работал начальником ОБХСС города в звании полковника) и поэтому предупреждаем – в отделе пропаганды на тебя заведено дело. Не читай никому свои записки! Писать – пиши, но в стол. Когда-нибудь это может быть и будет просто забавно, а сегодня семидесятая статья в самом соку. Ты никому неизвестный, так что исчезнешь и всё!..

– Да я… – попытался что-то вякнуть я, но дяденька не дал и слова вымолвить.

– Тогда-то и тогда-то читал на Домопионеровском пикнике главы из романа?

– Да самое безобидное! Про детишек…

– Ну и всё! И не вычисляй того, кто настучал – никогда не догадаешься!

Сказать, что я испугался – ничего не сказать! Я вдруг очень чётко понял, что правда на сегодня – это опять хуже, чем уголовка навсегда. В голове теперь постоянно звучала "Притча о Правде и Лжи" Володи Высоцкого и разгромные статьи про маститых диссидентов.

Я вдруг понял, что навалил на меня Господь Всевышний груз неимоверный. И до самого отъезда в Израиль падал я с сердцебиением при одном только виде милицейских машин и мотоциклов, въезжающих во двор моего дома. И хотя знал, что КГБисты ходят в штатском и этот транспорт – к прокурорам, которых в доме жило аж трое, но подсознание срабатывало помимо мозгов.

И я пошёл в Районо к заведующей.

– Надежда Акимовна, – сказал я. – Совсем замучили эти КРУ со своим идиотским подсчитыванием по головам. Да ещё и КГБисты преследовать начали за творческое свободомыслие. Если бы я был "Отличником просвещения Казахстана", то может быть поменьше бы лезли?

– А ты разве ещё не отличник? – лукаво удивилась бывшая директриса школы, при которой и у которой совсем недавно я работал, и которая теперь ещё и была председателем городской наградной комиссии.