У нас в семье откровенность – норма. Родители – занятые, прямолинейные люди, приучили говорить четко и по делу, без виляний. Никогда не паниковали, если в детстве я в синяках приходил, мать спокойно обрабатывала раны, или везла зашивать, или в травму – два раза левую руку на футболе ломал. Но кажется, мне впервые удалось не просто удивить, а по-настоящему шокировать свою родительницу, которая в данный момент накрывает на стол. Тарелка с пирожными падает у нее из рук и разбивается на мелкие осколки о мраморную плитку. Мама открывает рот чтобы что-то сказать, но тут же закрывает его. Это было бы даже забавно, если б не было так больно. Признаваться в содеянном – точно заново переживать ту ночь с Василиной. Невыносимо прекрасную, и столь же болезненную.
На шум в кухню вбегает отец, за ним Леа.
– Все в порядке, я неуклюжая просто… – начинает суетиться мама, берет веник. Леа наклоняется и поднимает более крупные осколки.
– Черт, порезалась, – восклицает мать, и отец ведет ее в ванную, обработать рану.
– Что ты ей сказал? – любопытствует Брейкер.
– Это случайность.
– Нет, ты сказал что-то. По лицу вижу, не отрицай.
– Отвали, гадалка доморощенная.
– Такой большой секрет?
– Оказывается, наша семья на новый год к Бурмистровым отправляется, – скривляюсь. Помнишь таких?
– Смутно. А ты никак забыть не можешь?
– Не твое дело, не лезь в то что тебя не касается.
– И ты сказал маме, что не пойдешь?
– Я сказал, что жену Артура нечаянно трахнул и рады нам не будут. А она тарелку выронила. Довольна?
– Да уж, не соскучишься с тобой, Штаховский. Значит, родители твои к Бурмистровым поедут, а мы здесь вдвоем отмечать останемся? А я думала Майло порезвится на даче…