Любимец женщин

Если бы не Франсис, я бы о ней, понятное дело, в жизни не вспомнила. Лет ей было приблизительно столько, сколько он говорил: двадцать четыре или двадцать пять. Немножко надутая и стервозная, но внешне ничего - дело вкуса, конечно. Как бы там ни было, от этой истории мой студент жутко разволновался: спину мне вытер, а потом опять полотенце протягивает - мол, вытирайся. Принялся ходить туда-сюда по комнате, постукивая кулаком о кулак.

- Я навел справки, - сказал Франсис. - Она приехала из Марселя. Ученики ее прозвали, как и мы тогда, - Ляжкой. Вот это да - надо же такому быть! Настоящая фантасмагория!

Я попросила объяснить - что это за слово такое? Оказалось, и впрямь подходящее. Я в арифметике не больно сильна - за всю жизнь только и научилась, что ноги как следует раздвигать, - но если этой крале было двадцать пять, когда Франсису было семь, то как она теперь может быть моложе его, ему-то уже под тридцать? Как он там сказал - фантасма какая-то?

Но Франсиса не так-то легко было смутить:

- На самом деле ей сейчас должно быть сорок пять, а выглядит она на двадцать лет моложе - только и всего. Понимаешь, такое сплошь и рядом бывает. Да и наоборот тоже.

Ну ладно. Пускай он действительно встретил свою школьную училку - без единой морщинки, не растолстевшую, хоть ей и полета катит. Прямо чудо - пускай так. Ну и что с того? Франсис перестал вышагивать, застыл на секунду и смотрит на меня с этакой многозначительной улыбочкой. Потом подошел к постели и растянулся на ней: руки заложил за голову, ноги скрестил и говорит, глядя в потолок:

- На каникулах она живет совсем одна. И у меня созрел план.

Если уж кому хочется меня помариновать, я в таких случаях никого не тороплю. И до любого быстрей это доходит, если я спокойно кладу на место полотенце и причесываюсь перед зеркалом с таким видом, что сразу ясно: мне продолжение этой истории так же интересно, как вон тому круглому столику на трех ножках. Но Франсис опять за свое:

- Ты слышала, что из крепости сбежал заключенный?

Будь я глухой, тогда, может, и не слышала бы.

- В этом-то и вся штука: я выдам себя за него!

Понимай как знаешь, спасайся кто может. Когда я подошла к нему поближе, глаза у меня уже, наверное, на лбу были. Но у него вид был вполне нормальный. Затея ему явно нравилась - он весь сиял. Если кому когда понадобится нарисовать парня, который знает наконец, как решить все свои проблемы, вот готовая картинка: он лежит на постели, на покрывале в полоску, в одной из комнат публичного дома, руки заложены за спину, челка закрывает правый глаз, ходули в мятых брюках перекрещены. А в углу видна несчастная девушка - она только что поняла, что счастье от нее ушло. Земля перестала вертеться вокруг оси, а сама она болтается, уцепившись за хвост бумажного змея. Стоит только добавить бедламно-желтых и приютски-серых красок да еще позолоченную рамку - и первая премия на выставке обеспечена.

- Я заявлюсь к ней, - бредил Франсис. - Я уже хорошенько обмозговал, как надо будет выглядеть: грязная рубашка, грубые солдатские башмаки, лицо и взгляд - дикие. Она у меня всю ночь, а может, и больше, будет подыхать со страха!

Ясное дело - человеку пора подлечиться. Но ему я этого, конечно, говорить не стала. Он вдруг подскочил и сел, точно его змея укусила и змея эта - я. И как крикнет:

- Да ты знаешь, что это такое было для меня, когда я мальчишкой был?! Это - дело святое!

После опять откинулся на подушки, руки опять заложил за голову - подпер свою упрямую башку, ничего не желавшую слушать. Но хоть на минутку я его заткнула. Я села рядом с ним. Он был небрит, волосы всклокоченные, взгляд уставлен в потолок.

Честно говоря, отмывшись и приняв нормальный вид, я меньше всего хотела обсуждать какие-то школьные страсти-мордасти. Хотя, с другой стороны, мы накануне все радости жизни имели. Я сказала себе: не может он уж слишком сильно взвинтиться, потому что резьба у этого винта быстро кончится. Видно, вино попалось дрянь - только и всего. С Мишу такое бывало, и даже с Магали, а уж она-то самая крепкая тыква на нашем огороде. Вот он протрезвеет, соснет хорошенько в придачу - да сам же еще и посмеется над своими бреднями, с пеной у рта будет доказывать, что ничего такого не думал.

Минут через пятнадцать я решила проверить, как он там, и вежливо попросила у него сигарету. Он пошарил в кармане брюк и дал мне закурить. Мне не очень-то хотелось курить - надо было просто немножко разрядить обстановку. Франсис прижался щекой к моему животу, чмокнул меня, вздохнул раз-другой. Я тихо-тихо, чтобы ничего не нарушить, спросила:

- О чем ты думаешь?

Он в тон мне осторожно и размеренно ответил:

- Если у нее сохранился карцер, я ее там запру.

Со мной он пробыл еще час, а может, и больше и все это время продолжал пережевывать эту историю. А когда собрался уходить, то, перекинув пиджак через руку, поцеловал меня и сказал:

- Если все будет в порядке - до завтра.