Любимец женщин

Он окинул меня с головы до ног нахальным взглядом. С тех пор как я показала ему язык, он чувствовал себя вполне уверенно.

– Так у вас есть дружок?

Я возмущенно пожала плечами.

– Нет? Так как же вы обходились все это время?

Вопрос возмутил меня до глубины души. Но не в силах выносить его взгляда, я попятилась вдоль стола. Он, не сходя с места, закрыл дверь.

– Когда я задаю вопрос, следует отвечать.

– Мне нечего вам ответить.

Он слегка вздохнул и стал на меня надвигаться, непринужденно поигрывая ножом. Я отступала все дальше и дальше, пока не оказалась припертой к стене Он проговорил, подойдя вплотную:

– У меня тоже давно не было женщины.

Больше всего меня испугал даже не нож, а выражение его черных глаз. Я метнулась в сторону, но он с реакцией кошки мгновенно выставил руку, преградив мне путь.

– А знаете, чего бы я хотел? – произнес он со зловещей мягкостью, в то время как острие ножа вспарывало мою блузку, обнажая тело.

Страх парализовал меня. Кровь стучала в висках. Я видела, как нож срезает пуговицу за пуговицей, обнажая мне грудь. Потом он в одно мгновение, я даже не успела заметить как, перерезал бретельки комбинации и стал ласкать голые груди, поцеловал их, придерживая меня за плечи. Обессилев, я прислонилась к стене и, закрывая глаза, пролепетала:

– Умоляю вас, только не это…

Молчание. А потом он взвыл:

– Что "не это"? Да я есть хочу, черт бы вас побрал!

Прочитавший эти строки, вероятно, посмеется надо мной. Конечно, моя наивность смешна, но я поклялась себе выложить всю правду, даже если она свидетельствует не в мою пользу. Да и поставьте себя на мое место: какая женщина, оказавшись взаперти, наедине с человеком, о чьей жестокости, преступности и порочности говорят повсюду, не боялась бы, подобно мне, каждую минуту быть изнасилованной.

Каролина – типичнейшая учительница Она пишет «наивность», а ведь на самом деле это не что иное, как лицемерие, и о решении говорить только правду упоминает исключительно из самолюбования. Из семи любовниц или считающих себя таковыми, чьи свидетельства мне удалось собрать, она действительно самая лицемерная, в том же, что касается самовлюбленности, у нее, пожалуй, найдется одна весьма опасная соперница: в дальнейшем вы убедитесь в этом сами и оцените ее изысканные обороты и сложные соподчинения!

Согласитесь, описываемая сцена, в тот момент для Каролины крайне неприятная, а теперь приукрашенная невероятными подробностями, выглядит просто смешной. И таких примеров множество. Я остановилась лишь на одном, чтобы отныне к этому не возвращаться Замечу только: одни и те же причины порождают одни и те же следствия (Примечание Мари-Мартины Лепаж, адвоката.)

Я поставила разогревать все, что осталось от обеда. Говяжий фаршированный рулет, называемый в Провансе "жаворонок без головы". Меня научила его готовить моя мама. Я любила этот рулет и, когда я была одна, он заменял мне множество блюд.

Пока я накрывала на стол, беглец помыл руки, смочил водой лицо. Я не предпринимала ни одной попытки к бегству; он все равно поймал бы меня раньше, чем я успела бы отодвинуть хотя бы один засов. Но сейчас настало время подумать.

Так, телефон стоит в прихожей. Маловероятно, чтобы преступник оставил мне возможность позвать на помощь. Остается маленькое окошечко в туалете на первом этаже. Но слишком уж оно высоко, достану ли я до него, встав на унитаз? Мальчишки когда-то пролезали в подвальное окно. Только ключ от подвала – в общей связке, в сумке на турецком столике, да и придумала я все это по-турецки: схватить на бегу сумку, найти нужный ключ, открыть люк в конце коридора, закрыть его за собой, скатиться вниз по ступенькам, протиснуться между прутьями решетки и, наконец, столкнуться с ним, преспокойно ожидающим снаружи с ножом в руках. Ну уж нет! Ведь не обязательно вылезать из подвала, меня и так услышат. Я решила попробовать, если не придумаю ничего лучшего.

Но, вытерев лицо посудным полотенцем, он сказал, будто прочитав мои мысли:

– Погодите раскидывать мозгами. Все равно я вас опередил. Я перерезал телефонный провод. Задвинул шкафом окно подвала. В спальню вы подниметесь только со мной. И даже пи-пи будете делать при мне, меня это не смутит.

С этими словами он воткнул нож в деревянную столешницу, сел и протянул тарелку за своей порцией.

– Вот увидите, Ляжка, я с рождения позабыл, что такое глупость, как любила говорить моя бабушка.

Меня поразило не его самодовольство, не то даже, что он портит стол, а то, что он знает прозвище, данное мне учениками.

– Почему вы меня так назвали?

– Если мне понравится ваша стряпня, скажу.

Я поставила перед ним полную тарелку, и мне самой захотелось есть. Я и себе взяла прибор. Но стоило мне сесть напротив него, как я увидела, что он жадно ест руками, слизывая с пальцев текущую подливу.

Подняв голову, он уставился на меня:

– В чем дело?

– Вы нарочно ведете себя так невоспитанно? – спросила я.

Скорее раздраженный, чем пристыженный, он вытер руки о свою рубаху. Я думала, он возьмется за вилку и нож, – ничуть не бывало. Он выхватил вилку у меня из рук, согнул ее и бросил на стол.