Любимец зрителей

Всегда, когда мы с матерью были вместе, не обходилось без бряцания мечей. Я поспешил нажать на газ и вздохнул, лишь добравшись до Сен-Назера. Затем, переправившись через Луару, доезжаешь до Ла-Рошна-Йоне и Люсона, минуя Вандею. Оставляешь позади Ла-Рошель и Рошфор. Чрезвычайно приятная прогулка! Мен-Андре находится в нескольких километрах от Сента, в направлении к Тайбургу, совсем рядом с Шарантой. Прежде чем ты опишешь эту сцену, я советую тебе туда прокатиться. Место напоминает Турень, и порой там гуляют сильные ветры, налетающие с моря.

Я приехал в Мен-Андре примерно в половине пятого, то есть слишком рано для того, чтобы дядя соблаговолил пригласить племянника на ужин. Он поджидал меня, удерживая за ошейник огромного охотничьего пса, которому я, очевидно, не слишком приглянулся.

Дядя был в клетчатой рубашке, вроде тех, что носят в ковбойских фильмах, и поношенных бархатных брюках. Он курил тяжелую изогнутую трубку и, не выпуская ее изо рта, бросил мне: «Здравствуй, племянник». Чуть позади стояла женщина лет сорока, с грубым бесцветным лицом и волосами, собранными в пучок, но у нее были красивые глаза. Дядя подтолкнул экономку вперед и сказал:

— Клеманс.

Затем он представил ей меня:

— Доктор де Лепиньер, эдакий доктор Швейцер, как поговаривают.

Мне очень не нравился такой издевательский тон, но дядя, неизвестно отчего, презирал всех тех, кто жил в Керрареке. Я поспешил поставить точки над «i».

— Я проезжал мимо, — сказал я, — и не мог миновать Сент, не поздоровавшись с тобой.

— Ладно, входи.

Он принял меня в просторной кухне, пропахшей воском и дровами для очага, с чисто шарантийской обстановкой. Я уселся напротив него, за столом, где, должно быть, когда-то кормили работников после молотьбы или сбора винограда. Мимо проносились, жужжа, пчелы; одна примостилась возле моей руки.

— Не обращай внимания, — сказал дядя. — И главное — не гони ее. Они все время летают по дому… Их привлекает запах меда… А также из любопытства… Люди интересуют их не меньше, чем цветы… А потом эти маленькие твари сплетничают. Да что ты об этом знаешь!

Клеманс принесла бутылку и стаканы.

— Это пино, — пояснил дядя. — Особого приготовления. Сейчас попробуешь.

— Только пригублю. У меня довольно скверный желудок.

— Садись здесь, рядом со мной, — сказал дядя, обращаясь к Клеманс.

Затем он наполнил стаканы, снова набил свою трубку и скрестил на груди руки.

— Ну, валяй… Что ты хочешь спросить?

— Это связано с отцом. Он исчез.

— Между нами, — ответил дядя, — ничего лучшего он не мог придумать. — Обращаясь к Клеманс: — Если бы ты знала мою невестку, то поняла бы, в чем тут дело. — Мне: — Он прихватил с собой какую-нибудь пастушку?.. Прости. Я вижу, что тебе не до шуток. Ладно. Рауль уехал и что дальше?

— Он оставил мне письмо, где рассказывает о некой Франсуазе… которую встретил во время войны, то ли в сорок первом, то ли в сорок втором.

— В сорок первом, — уточнил дядя. — Думаешь, я не помню! Твой отец мне тогда частенько писал. — Обращаясь к Клеманс: Я тебе сейчас растолкую. Мы, Лепиньеры, жили в Анжере. Наш отец был главным редактором местной газеты. Когда он увидел, какой оборот принимают дела — даже в Анжере снабжение было никудышным и, кроме того, отец боялся за нас, — он отправил нас с братом в деревню. Рауля отправили к одной его приятельнице в Геранду, а меня доверили нашей дальней родственнице, жившей в Жонзаке. Несколько месяцев спустя наших родителей арестовали, и с тех пор никто о них больше не слышал.

Воцарилась тишина. Увы, все эти детали были мне известны. Я поспешил вернуться к прежней теме.

— Как звали ту приятельницу из Геранды? — спросил я.

— Эбрар… Ивонна Эбрар. Она владела лавкой церковной литературы, рядом с собором… Заметь, что я никогда не был в Геранде… Все эти подробности я узнал от Рауля.

Тыльной стороной ладони дядя грубо отогнал пчелу, пытавшуюся сесть на край стакана.

— Эта — не из наших! — воскликнул он.

Затем, уже другим тоном, продолжая подмигивать Клеманс, он возобновил свой рассказ.

— У этой госпожи Эбрар была племянница, сбежавшая из Парижа к тете. Она была моложе Рауля… Франсуаза?..

— Франсуаза Хинкль, — живо подхватил я.

Дядя покачал головой.

— Нет… Не Хинкль.

Он сделал вид, что роется в памяти, ясно, чтобы меня подразнить.

— Франсуаза?.. Погоди-ка… В то время ее, кажется, звали Меж… Ну да, Меж. — Обращаясь к Клеманс: — Если верить брату, роскошная девица. Он писал мне лишь для того, чтобы поговорить о ней. Конечно, мне-то ему нечего было сказать… Ну, ты знаешь, что такое первая девушка, с которой встречаешься, особенно если ты — Рауль… — Мне: — Ведь твой отец — отъявленный кролик… кролик-трубадур, да будет тебе понятен мой намек… Нацеленный на главное, но прежде всего на романтику.

— У тебя, случайно, не сохранились его письма?

— По правде сказать, нет. Я не кропал стишков, а торговал на черном рынке, если хочешь знать.

Он рассмеялся с мрачным видом и снова наполнил свой стакан.

— Что стало с этой Франсуазой? — спросила Клеманс.